– Ещё бы! – повторяет Лиза.
Следующим днём она стоит перед начальником отдела кадров соседнего завода. За столом – должностной Иван Архипыч – Губошлёп. Он говорит вполголоса:
– Так, Лизавета! Я решил оформить тебя на полную ставку. Тебе же при этом ничего делать не надо…
– Это как?
– А так, – уточняет он. – Каждый месяц получаешь зарплату, половину оставляешь мне, половину себе. И – гуляй… И всё!
– Нет! Не всё! – возражает Лиза. – Ты, падла, уверен, что все детдомовские – подонки.
– Ради бога! Потише: люди за дверью…
Но Лизу уже не остановить. Она почти орёт:
– Ах ты, сволочь! Да мне твои духи говном вонять будут…
Она торопится оставить кабинет, распахивает дверь и с порога договаривает:
– Ворюга! Ещё Бога вспомнил!
От завода к дому пёхом – версты четыре. Сегодня дорога и того длинней – она так и тянет вернуться и врезать Губошлёпу по морде. Но Лиза только повторяет:
– Вот гад!
Смеркается. Издали она видит, что у дома её поджидает Михаил!
Лиза рада бы пройти мимо. Но перед нею расцветает букет ромашек.
Какой мучительный аромат! Куда французским духам…
На плечах его тёплые руки, по коже – мороз. За спиною – ласковый шёпот:
– Девочка моя!
А ей хочется в кровь разгвоздить прошлое, которое Лиза никогда не посмеет ему объяснить, с которым невозможно смириться…
А значит, нельзя согласиться с присутствием в её жизни Михаила.
– Не-ет! Не-е-ет! – крутит Лиза утонувшей в цветах головою, отрицая разом и прошлое, и настоящее. – Нет!
Михаил пытается развернуть её лицом к себе, но она рвётся прочь и исчезает в подъезде…
Ночь. Лизе обычно хватает пяти часов выспаться. Она сидит на третьем этаже кирпичного дома, у окна своей коммунальной десятиметровки.
История получения этой комнаты более чем странная.
Такой же ночью не спала она в бывшей ванночке. По радио звучало: «Климу Ворошилову письмо я написал…» И приди ей в голову шальная мысль: а почему бы и мне не написать? Как родному отцу… И тут же письмо наполнилось и расстрелом отца, и детдомами, и ванной комнатой, и даже поэзией… По дороге на работу письмо оказалось в почтовом ящике…
Дерзость ею быстро забылась.
Но вдруг! У проходной завода её поджидает милая старушка – секретарь директора завода, ценившая Лизу за стихи. Сообщает, что из Москвы получено письмо, в котором она упоминается, что директор завода неделю как держит его «под сукном», что в обед никого в приёмной не будет и Лиза без помех сможет оказаться у директора…
И она оказалась!
За продольным столом сидят несколько человек какой-то комиссии! Не глядя на отчаянные жесты хозяина кабинета, она заявляет:
– Пока не отдадите письмо, не уйду!
Пришлось отдавать…
Письмо приказывало директору завода обеспечить жилплощадью Е.Л. Быстрикову – согласно норме, установленной законом!
И теперь у Лизы есть и кровать, и диван, и стол, и даже стулья, и даже швейная машинка – подольская! Купленная по случаю.
Счастливой Лизе хорошо пишется!
Но если сейчас побывать в её голове, вряд ли кому повезёт что-либо там понять…
Вообще-то в ней должны быть строфы, но там – проза! Там – бабушкина пластинка, таких же почти размеров, что и нынешнее Лизино жильё. В той избе около десятка человек – спят на сундуках, на полу, на полатях… В подполье, под самые половицы, вода – недалеко от хибары знаменитое Татарское болото. А надо всей этой нищетой витают – война, голод, чахотка, вшивость… У Лизиной бабушки, у Баранихи, имеется всё-таки какое-никакое подспорье – огород, соток десять!
Но в сорок третьем году обок этого надела решают строиться эвакуированные. Дом задуман огромный, добротный! Явно не с пустыми руками удралось будущим хозяевам в тыл…
Вот уж действительно: кому – война, а кому – мать родна…
Да чёрт бы с ними, но они отрезают бабушкины пол-огорода…
Лиза в семье самая маленькая, считается бестолковой. Бабушка при ней мало задумывается – дать или не дать своему отчаянью полную волю…
Тем она частенько гасит во внучке радость детства.
Ещё и старшая сестрица не спешит принимать её в свои затеи.
В бабушкиной ограде, под уютом приставленных к сараюшке досок, сестра с подружками устраивает «дома». Там идёт «стряпня» пирогов из грязи; посещение «соседей»: подражая взрослым, ведутся сплетни-беседы…
А Лиза берёт обычно старую корзину, идёт к ним «побираться».
Это её постоянная игра, сопровождаемая пением, похожим на молитвы. Их Лиза перенимает от солдат-инвалидов, которые сидят по краям высоких тротуаров заросшей болотной травою станции Татарская:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу