Георгий Караславов - Повести

Дечо, секретарю партийной группы в селе, не доводилось видеть Вылко в таком возбужденном состоянии.

— Да, но… — запнулся он, и его сухощавое тело напряглось, — будет ли у нас время подготовить его?

— Что там готовить? Все село уже поднялось, нужно просто… назначить час. Давеча встретил меня Мандьов — двадцать человек спрашивали его, будет ли собрание сельского комитета об аренде. Руководству партийной группы нужно собраться сегодня же вечером и решить…

— Ладно. А где соберемся?

— У нас. Только приходите околицей…

— Тогда ты загляни к Ганю и Мандьову, а я предупрежу Быркалото…

— Только не задерживайтесь!

— Ну, а если я их не застану дома?

— Застанешь. Где им быть — сказал Вылко и, немного помолчав, добавил: — а ежели кого и не застанешь, то на нет и суда нет…

Сколько времени он ходил по селу, Вылко не знал, но, когда он вошел во двор, ему показалось, что уже очень поздно. Из дома не доносилось ни шума, ни говора, было темно, тихо и глухо. Лишь подойдя к входу в подвал, он заметил на циновке под лозой четыре тени.

— Кто тут? — спросил Вылко, вглядываясь в темноту. — Латинка, ты?

— Я.

Жгучая струя полоснула его по груди.

— Почему? Что случилось? — спросил он смущенным, растерянным голосом.

Латинка закрыла лицо руками и всхлипнула. Мать слегка отодвинулась в сторону:

— Богачи… чтоб им сдохнуть. Дитя сгубили.

— Что, выгнали ее?

— Выгнали… — резко ответила мать — Еще немного и убили бы ее, чтоб чума бы их поразила!

— Значит, и били ее?

— Вся в синяках.

— Кто?

— Все…

— За что?

— За газету там… писано было…

— За что, Латинка?

— Я и сама не знаю, — сквозь слезы промолвила Латинка. — Три-четыре дня назад придрались ко мне. Вы писали против тяти… ты это знаешь… Обвинили меня, будто я тебе об этом рассказала. Раз вечером натравили на меня Желязко — чуть было не убил. Хочет, чтобы я призналась, что это я сказала… Да не я же, Желязко, говорю ему, не я, а он — ты да ты. Признавай, говорит, не то прирежу как козленка. Сегодня утром и тятя, и мама успокоились, стали со мной разговаривать. Но давеча тятя, как вернулся, фырчит, фырчит! Только поужинали и начал: ты такая, ты сякая… Ваши такие — сякие, брату твоему на веревке висеть. Что думали, все мне высказали. А Желязко молчит, как пень, сопит и ни слова не говорит, потом как схватит меня за косы — ничего не говоря, как собаку, да как начнет меня колотить… Бил, бил, бил, пока я без памяти не упала…

— Только он тебя бил?

— Все, все… и тятя, и мама, и Ставрюха… Все вместе… Только Стефан руки не поднял… но и он швырнул мне вслед полено, когда я убегала…

— Все они звери, — тяжело заключил Гроздан.

— Звери, а сами же ее к ним пристроили! — вскипел Вылко.

— Эх, если б мы только знали, сынок, что они такие звери. А Латинку никто не пристраивал. От этого негодяя отбою не было. Целыми днями и ночами околачивался у наших ворот, пока не опутал ее.

— А вы молчали, да?

Мать только вздохнула и не ответила.

— Конечно, думали: сын богача, хороший жених… не упустить бы его… Бандит проклятый!

— Страдать нам видно сужено, страда-ать!

Вылко направился к току, где трое уж нетерпеливо поглядывали к дому. Позади него остались четыре молчаливые тени, погруженные в свои горькие думы.

Партийная группа решила созвать собрание в воскресенье утром. В девятичленный сельский комитет входили трое партийцев. Один из них был Мандьов, член руководства партийной группы.

— Значит, — повторил Вылко, — еще завтра вечером Мандьов соберет комитет, чтобы определить повестку дня и…

Вылко не закончил фразы и обернулся назад.

— Кто идет?

— Должно быть, Быркалото…

— В такой час?

Как ни старался гость идти бесшумно, гул его шагов, тяжелых, неуклюжих, глухо отдавался во дворе. Он направился к дому.

— Эй! — тихо окликнул его Вылко.

Незнакомец остановился, огляделся и шмыгнул под навес.

— Тончо! — вскрикнули все четверо. — В чем дело, Тончо, почему так поздно?

— Так… искал Вылко, но хорошо, что и вы тут…

Тончо умолк.

— Ну говори же! — нетерпеливо сказал Мандьов.

— Ты, Вылко… того… знаешь про сестру?

— Что ее колотили?

— Вот гады, мать их… — выругался Тончо. — Не было меня там, а то бы помог кому-нибудь отправиться на тот свет… А теперь, может… сказать о том деле… За этим и пришел… спросить…

— О каком деле?

— Да о том… — и Тончо махнул рукой. — Они думают, что это невестка… ну, Латинка… что это она сказала о Ялынкории… Так пришел спросить: может, сказать, что я… зачем ей страдать из-за меня…