Георгий Караславов - Повести

— Зайдем в дом или присядем под лозой, а? Под лозой, да? Такая прекрасная погода… замечательная… и для жатвы, и для молотьбы… — не умолкала расплывшаяся в улыбке Грозданиха.

Жанката осматривал маленький двор наметанным глазом старого торговца и ростовщика. Он сразу же прикинул, какова его площадь и за сколько можно было бы продать его при таком кризисе. Дом не заслуживал внимания. Это было старое, посеревшее от времени строение с большим низким навесом и маленькими окошечками. Сбоку виднелась расшатанная лестница, ведущая в глубокий подвал. Амбар был плетневый, обмазанный коровьим навозом, соломенная крыша едва держалась на кривых вербовых столбах. Только маленький садик перед домом радовал глаз среди этого бедного серого двора. Двое детей — мальчик и девочка — копались между левкоями и тихонько разговаривали. Услышав голос бабушки и тяжелые шаги незнакомого гостя, они выпрямились и озадаченно, с любопытством вытаращили глазенки.

Как только Жанката остановился и сел на лавке под лозой, они мгновенно переглянулись, осторожно прошмыгнули мимо дома и выросли перед ним.

— Добро пожаловать! — сказала девочка с застенчивой улыбкой и подала ручку.

— Дай тебе бог добра, будь жива-здорова, расти большая! — ответил Жанката и погладил ее по растрепанной головке.

— Грозчо, ты тоже поздоровайся, — напомнила Грозданиха мальчику.

Малыш подошел к гостю, поднял вверх кулачок и топнул ногой:

— Рот-фронт!

Жанката потрепал его по щеке.

— Что он говорит? — спросил он хозяйку.

— Не знаю… Это отец их учит.

— А он здесь? Мы с ним еще не видались…

— Отвез колесо Добри, сыну брата Колю. Чтоб починил его. Нужно привести в порядок телегу. На днях собираемся начать перевозить снопы.

— Да, пора уже, — как-то бессмысленно промолвил Жанката. «Интересно, как он меня встретит?» — спросил он сам себя, и глубокий страх сковал его грудь. Может, нужно было позвать старого Гроздана домой, поговорить с ним, постараться выведать у него кое-что и только затем идти к Вылко? Жанката подбирал в уме слова, которые нужно было сказать Вылко, чтобы все обошлось благополучно. Но у него ничего не получалось. Мысль, что тот может отказать ему, не давала ему покоя. «Ну, что это я! — успокаивал себя Жанката. — Будь он хоть министром, все равно должен принять…»

Пока он обдумывал все подробности предстоящей встречи, Грозданиха вышла из подвала с чашкой кофе.

— Вот, пожалуйста, сват.

— Незачем, сватья. Не стоило утруждать себя.

— Да что ты! Развела я давеча огонь в очаге, чтобы приготовить кое-что на ужин, вот и поставила кофе.

Жанката отхлебнул глоток и поднял голову.

— А где Гроздан, Вылко, его жена?

— Грозю роет колодец…

— Вам?

— Нет, нанимается поденно, это его старое ремесло… Невестка жнет у Алтапармака.

— Сколько ей платят?

— Мало, сват, мало… Такая жница, а вот…

— А она… того… пусть идет к нам… Мы, как говорится, свои люди. А насчет платы — я свое дело знаю, в долгу не останусь.

— Ладно, сват, почему бы ей не пойти к вам.

«Хорошо пошло, — подмигнул сам себе Жанката. — Если и с Вылко так пойдет…»

На крышах соседских домов померкли отблески солнечных лучей. Смеркалось. Вскоре должен был вернуться Вылко. Жанката начал беспокоиться, пыхтеть, бесцельно оглядываться по сторонам. «А вдруг откажет?» — этот вопрос угнетал его. Но он тут же спешил успокоить себя: «Что он — сумасшедший? Где ему еще удастся так поживиться!»

— Я, сватья, того… пожалуй, пойду. Он, может, задержится…

— Кто, Гроздан?

— Нет, Вылко.

— Что ты. Он вот-вот придет…

— Ладно. Тогда посижу еще немного, — тихо сказал Жанката и закурил третью сигарету.

И действительно, немного погодя вернулся Вылко.

— Добро пожаловать, сват! — спокойно поздоровался он с гостем и, слегка улыбаясь, лениво подал ему руку.

Жанката проворно вскочил и, не зная, как ему угодить, потянул его к себе:

— Садись, садись!

— Я принесу себе стул, — легонько отстранил его Вылко и спустился в подвал.

Жанката сел и задумался. Встретил он его спокойно, с улыбкой, точно ждал, что он придет к ним в гости… Но к добру ли эта улыбка?.. Гм! Кто его знает… На вид такой добрый, а как узнаешь его получше, волосы встают дыбом. «Впрочем, кем бы он ни был, — заключил в свое успокоение Жанката, — подбрось ему кусок пожирнее, он и от родной матери отречется».

— Ну, как поживаешь, что делаешь, сват? — встретил его Жанката, широко улыбаясь. — Знаешь, сидел я дома, сидел, — продолжал он, не дожидаясь ответа, — и вдруг подумал: «Эх, говорю себе, мы люди свои, чего же нам дуться. Полюбили друг друга молодые, поженились, не наше это дело вмешиваться…»