Йозеф Кот - День рождения

Санитары останавливаются на площадке и опускают носилки. «Нельзя, что ли, отдохнуть немного?» «Наш дом образцовый, у нас вообще нет помойки, только контейнеры». «Ну вас к черту с такой работой! Кто нам заплатит за то, что мы перлись на самый чердак?», «Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка. Только не вздумайте мне ее подстрелить».

— Жофи!

Жофи захлопывает крышку чемодана и надевает плащ.

— Прощай!

— Погоди. Возьми.

Я протягиваю ей букет.

— Не надо. Они мне будут только мешать. Мне нужно, чтобы одна рука была свободна.

— Ты в самом деле не хочешь их взять?

— Не хочу.

Жофи спускается вниз по лестнице.

— Жофи!

— Что?

— Может, ты еще передумаешь?

— Нет.

— Не уходи.

С лестницы доносится стук ее каблуков. Я с грохотом захлопываю дверь. «Зачем вы это сделали? Зачем вы ее застрелили? Зачем застрелили птичку-невеличку?» — причитает Цирбес. Сверкнул свет. На этот раз это настоящая молния, а не искусственная вспышка в серебристой трубочке. Я смотрю в окно. На улице быстро темнеет, на город надвигаются тяжелые черные тучи.

— Жофи, не ходи, гроза будет! — кричу я.

Но Жофи не слышит. В правой руке она несет чемодан и не оглядывается.

Подул ветер, и сразу стало прохладнее. На голову падают тяжелые дождевые капли. После такой жары летняя гроза — как искупление.

Перевод И. Ивановой.

Narodeniny

© Jozef Kot, 1978

Из зеркала на него глядело незнакомое лицо. Он не любил зеркал и избегал смотреться в них, потому что при этом его охватывало чувство быстротечности времени и неумолимой череды дней, настававших все чаще и все быстрее кончавшихся. Даже бреясь, он полагался больше на пальцы, нащупывавшие жесткую щетину, — будто в темноте коридора проводишь рукой по шершавой стенке, добираясь до выключателя. Да будет свет — и был свет. Теперь же был мрак, точнее, полумрак, сумрак; в феврале утра еще серые, окна заиндевели, и он привык собираться в потемках, не зажигая огня, уходить из дому потихоньку, будто тайком, без свидетелей.

— Ты надел белую рубашку?

Он вздрогнул. За его спиной в зеркале мелькнула оранжевая пижама жены. Он резко обернулся.

— Нет. А зачем?

— Ради бога, Томаш. Ты что, хочешь выглядеть там как дикарь?

«Дикарь» было ее любимое словцо. Она употребляла его всякий раз, когда хотела уязвить мужа, ибо в ней и дома брала верх привычка непрерывно обучать необучаемых и исправлять неисправимых, что Томаш именовал профессиональной деформацией и на что реагировал лишь ухмылкой — как нерадивый ученик, которого уличили во лжи, но которому уже сам этот факт доставляет удовлетворение и откровенную радость.

— Зачем ты встала так рано?

— Я уже давно не сплю.

— Хотела посмотреть на меня.

— У меня во рту пересохло. Я встала выпить воды.

— Так что же ты не пьешь?

Томаш начинал нервничать. С минуту он выдерживал пристальный взгляд ее голубых глаз, потом отвернулся и сдернул с шеи еще не завязанный галстук.

— Ты встала, потому что за мной нужно проследить. Потому что ты должна убедиться, что у меня все в порядке. Что я встал, и умылся, и вымыл уши и шею. Что я надел чистые носки. Что я выпил молоко. Что я не перепутал левый и правый ботинок.

Она зажгла свет.

— Я для тебя что малое дитя. Одно из тех, которых ты не родила.

— Томаш.

В голосе ее была дрожь. Она открыла шифоньер и бросила на стол белую дедероновую рубашку, какие он надевал только на рождество, когда отправлялся с обязательными родственными визитами, изображая состоятельность, благоденствие и праздничное настроение.

Он почувствовал, что удар достиг цели. У них не было детей, и он всегда считал, что это вина жены, хотя никогда ей ничего не говорил. Он успокаивал себя посредством часто повторяемого заявления, что ни он, ни она не созданы для детей, что исследовательская работа требует человека целиком и кто-то должен принести личное счастье в жертву высшим идеалам. Я не мещанин, говорил он иногда, расслабляясь в кругу коллег. Я не произвел на свет пару детишек, которых вечерами водил бы прогуливать в парк, на уикенды вывозил на дачу, а дома заставлял до одури упражняться на пианино, чтобы сделать из них как минимум неповторимых гениальных артистов. Если мы хотим бороться с последствиями, то сначала надо ликвидировать их причины. На нет и суда нет. Что я могу себе позволить? Живу, так сказать, со дня на день, но зато по плану. Упорядоченно. Прямо-таки образцово.