Игорь Шестков - Собрание рассказов в двух томах. Том 2. Под юбкой у фрейлины

Нежно заиграла пан флейта.

Зазвенели стеклянные колокольчики.

Пространство расширилось… открылись длинные проходы, усаженные розами и книфофиями… появились мраморные бассейны с золотыми рыбками, заросшие белыми лилиями.

Прямо передо мной выросли исполинские пламенные гладиолусы и начали кланяться растерянным пассажирам как слуги… нездешние голоса шептались в зарослях тамариска… повсюду струились чудные ароматы.

Опьяненные видом и пряными запахами волшебного сада жители Ясенево, только что готовые начать жестокую драку, остолбенело глядели на чудесные растения. Неизвестно откуда выпорхнул большой зелено-синий попугай и сел мне на плечо, с необыкновенной важностью посмотрел на приготовившихся к драке пассажиров через очки, криво сидевшие на его громадном клюве, и прочирикал: «Господа, опомнитесь, фюить, фюить, стоит ли проливать кровь из-за нескольких, фюить, неосторожных слов?»

— Джаннат аль-фирдаус, — пробормотал потрясенный дагестанец, спрятал нож и сел на шелковистую траву. Его соплеменники последовали его примеру.

Решительный юноша, дедок и их союзники прилегли рядом с бассейном на заросшей клевером лужайке. Золотые рыбки высунули свои розовые губы из воды и поприветствовали их арией Папагено.

Па-па-па-па…

Мать Томки казалось ошарашенной и испуганной, она нервно гладила склонившийся к ней гладиолус и бормотала: Вота, вота ведь как…

А ее сын был, кажется, единственным пассажиром, на которого превращение грязного автобуса в райский сад не произвело никакого впечатления. Он молчал. но его нахрапистое лицо с раздувающимися ноздрями, казалось, говорило: Ну и чо?! Ягодки-цветочки? Всех вас видел в гробу.

Прежде чем спуститься в метро, решил побродить немного на свежем воздухе. Хотя назвать свежей эту смесь выхлопных газов с вонью, исходящей от киосков, в которых энергичные восточные люди что-то жарили и парили, никак было нельзя. У меня першило в горле, слезились глаза, но аборигены, кажется, вовсе не страдали от той гадости, которой дышали.

Не понимаю я москвичей. Понастроили огромные безобразные бетонные коробки. Повесили, чтобы скрыть архитектурное убожество, где только можно, рекламные баннеры. Накупили западных машин. А очистить воздух, попадающий в легкие им и их детям — не удосужились. Не удосужились и организовать достойную большого города систему общественного транспорта. На многочисленных остановках стояли, в ожидании автобуса или маршрутки, тысячи людей. Брали, как и в советское время, автобусы штурмом.

Лезли в двери, не уступая друг другу, толкались, грубили.

Поневоле, поверьте, поневоле… представил себе, как в автобус лезут, кусая, рыча и налезая друг на друга, гигантские крысы.

Господи! Не надо было мне этого представлять! Этого зрелища не забуду никогда!

Крысы напирали, падали, вставали, скрежетали зубами, откусывали друг другу лапы… рубиновые их глаза светились от ярости… некоторые прыгали на крыши, атаковали уже сидящих там… крупные крысы пожирали маленьких.

В этот момент кто-то схватил меня за рукав.

— Ты что же делаешь, жидок, погубить нас всех хочешь?

Голос Гены-старлея дрожал не то от ярости, не то от страха. Руки у него тряслись, по щекам текли слезы. Губы его были окровавлены. В двух шагах от нас нервно переступал с ноги на ногу бугай Петя. Он изумленно смотрел на свои большие руки и ноги. Щупал себе нос.

Боковым зрением я увидел, что многие штурмующие очередной «Лиаз» мужчины и не заметили того, что несколько секунд были крысами… оставь я их крысами, они, возможно, так и не заметили бы этого до утреннего бритья.

— Ты, вы, только посмотрите, что вы наделали, — умоляюще проговорил старлей, показав мне рукой на два безголовых женских трупа на остановке, и высморкался в большой белый платок.

— Прошу вас, наконец, осознать опасность того, чем вы занялись! Весь этот мир, я, Петя, Москва… пластилин, пластик! Понимаете, пар! Подул Господин Розенмейер и все-все стало по-другому. Представил себе что-то, а из нас, как из пластилина это что-то тут же материализовалось.

Снующие вокруг испуганные и возбужденные прохожие начали останавливаться, окружать нас и слушать старлея. Тот отреагировал по-военному: Прошу в машину.

В черном джипе «Чероки» было сильно накурено.

Мы отъехал с полкилометра вниз по Вернадскому и повернули направо. Выехали на тротуар у огромного нового дома, похожего на самолет.

— Вы поймите, поймите, это ведь не галлюцинация… Вот вы с газетками изволили пошутить… а миллионы людей это прочитали и расстроились… вы их не рассмешили, вы их обидели, это ведь наши люди… вы подумали что-то… а Колобок в муху превратился, улетел, и нет его, все… У него две дочери, жена, машина, служба… а он мухой летает! Может быть, извините, на какую кучку присел.