Гузель Яхина - Эшелон на Самарканд

— Из них здоровых?

— Смотря кого называть здоровыми. В лазарете и на карантине — сорок семь детей… — Лицо заведующей выражало все большее смятение, а дыхание становилось все резче от быстрой ходьбы. — Или вы от Наркомздрава?

Неправильно было заставлять пожилого человека так спешить. Понимала ли это Белая? Кажется, нет — не понимала. Или наоборот — понимала прекрасно?

— Из общего количества здоровых — сколько детей старше пяти лет?

— Около двух третей… Но позвольте… все же узнать… — Шапиро уже с трудом переводила дух. — Товарищ?..

Дееву стало стыдно.

— Белая, — представил он спутницу. — Комиссар Белая из Деткомиссии.

— Деткомиссия! — воссияла мгновенно Шапиро, позабыв про одышку. — Наконец-то вы о нас вспомнили! Мы же без вас гибнем, гибнем… Что вы же не предупредили? Я бы и цифры все свела, и перечень вопросов составила, чтобы не впопыхах…

— А вы не торопитесь. — Белая разглядывала окна и простенки между ними: дождь снаружи усилился, и по обшарпанной штукатурке уже бежали на паркет крупные капли.

Разглядывала не просто так: давала понять, что видит и порицает. Удивительная все же манера не только слова свои, но и жесты, и даже молчаливые взгляды превращать в укор! Не женщина — ехидна.

— Ну, во-первых, конечно, помещения, — начала Шапиро вдохновенно. — Вы же сами видите, в каких мы условиях! Они в Наркомпросе считают, что дали нам дворец — и все, дело сделано! А жить в этом дворце — как? Об этом они подумали? Учиться — как? А спать? А болеть? В таких условиях детям не место.

— И правда, — поддакнул Деев (уж очень хотелось помочь бедной заведующей). — Кровати-то где?

— В Дворянском собрании не спали, товарищ. — Шапиро назидательно мотнула головой. — Здесь балы танцевали и пиры пировали. Вот самая приличная наша кровать.

Она хлопнула ладонью по уличной скамейке, явно принесенной из какого-то парка: на ней копошилась куча малышни, укрытая шелковой скатертью с кистями — засаленной донельзя и давно утратившей цвет.

— А у меня что ни день, то новый обоз! И куда их селить, всех эвакуированных? — Шапиро трагически раскинула худенькие старушечьи ручки и мгновенно сделалась похожа на испуганного паучка. — А еще каждый день — подкидыши. Мы уже и объявление на дверь вешали: “Большая просьба всех младенцев нести сразу в Дом малютки!” И адрес указывали. Но мамаши пошли то ли неграмотные, то ли упрямые: каждое утро на ступенях — один-два кукушонка, а то все три…

Деев почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся — через стекла многостворчатой балконной двери смотрели на него несколько гипсовых статуй; верно, их вынесли на балкон за ненужностью. У некоторых были отбиты носы. По неподвижным лицам статуй струилась дождевая вода.

— …А еще же каждый день — самоход, человек по десять-пятнадцать. Идут и идут, идут и идут. И ведь не только Татария идет — сюда и Чувашия идет, и Мордовия идет, и немцы из-под Саратова идут, на днях вот Калмыкия пришла. Подростка, положим, я не впущу. А малыша-трехлетку? Сердца не хватит отказать.

— Это вы от излишней сердечности окна железом заколотили? — Обойдя зал, Белая развернулась и энергично зашагала к выходу, словно была здесь хозяйкой и сама вела гостей по учреждению.

Неприятно было — аж челюсти хрустнули — от резкости тона и грубости поведения спутницы. Не детский комиссар, а фельдфебель на плацу!

— Ну зачем вы так? — Шапиро едва поспевала за Белой. — Первый этаж и подвалы нежилые вовсе, там даже скот держать нельзя: зимой на стенах иней с палец толщиной, а весной и осенью воды по колено. Окна-то без стекол, с самой войны. И камины не работают, и канализация забита. Вот если бы Деткомиссия помогла…

Странный протяжный звук прервал разговор: несся откуда-то сверху, из-под потолка — Дееву показалось в первый миг, что это сирена. Но нет, это ребенок выл — не плакал, а именно выл — отчаянно и долго, лишь изредка прерываясь для вдоха и поскуливая. Даже Белая остановилась и обернулась на звук. Заведующая, однако, только рукой махнула устало:

— Не обращайте внимания, это Сеня-чувашин. Скоро успокоится.

Вой не спадал — и пока гости покидали бальный зал, и пока шли по коридору, и пока заходили в соседнюю комнату. Шапиро прикрыла двери, чтобы звук не мешал, — голос проникал и сквозь стены.

Но едва попав в новое пространство, Деев позабыл про Сеню, так ошеломил его этот следующий зал. Вероятно, когда-то это была парадная столовая. Сейчас ее населяли девочки. Здесь были те же самодельные лежанки — из книг, обломков мебели, картонных коробок, та же скученность и теснота, те же костлявые тела и босые ноги — уже не мальчишеские, а девчачьи. А над всем этим царила еда.