Дженни Хан - Меж двух огней

Черт! Нет!

В дверь снова звонят, а потом и стучат.

Нетерпеливо стучат.

Я встаю рядом с дверью и ору.

– Пошла вон с моей частной собственности, Ренн! – Хорошо бы Шэп был у нас сторожевым псом. Я бы спустила его на нее.

– Кэт, да ладно тебе! Поговори со мной!

Я прислоняюсь спиной к двери. Она продолжает стучать.

Это становится смешным. Ренни все-таки нашла способ выставить меня идиоткой. Бедная деточка прячется за дверью и боится встретиться лицом к лицу со своим мучителем. Вот ужас-то…

Я резко распахиваю дверь.

– У тебя есть 60 секунд. Время пошло.

Ренни смущенно улыбается. На ней свитер оливкового цвета, темные джинсы и отделанные кожаной бахромой пастушьи мокасины, которые выглядят очень смешно.

– Привет, – говорит она, как ни в чем не бывало.

Я молчу. Я стою и жду, когда она начнет. А Ренни и не думает начинать, она просто пялится на меня, как будто у нее амнезия, и она не может вспомнить, кто я.

Потом она прикусывает губу и кивает.

– Кэт, – говорит она и умолкает, чтобы сделать глубокий вдох. – Прости меня. – Она поднимает и протягивает мне руки, как какой-то подарок. Я никак не реагирую, и она бессильно роняет руки вниз.

Я смеюсь. Я не могу сдержаться, и из моего рта в воздух вырывается облачко пара.

– В чем дело? Зачем ты сюда явилась?

Она вздыхает, как будто я только что сделала ей больно.

– Я понимаю, что люди, с которыми я в последнее время общаюсь, не слишком хорошо к тебе относились… Лилия, Эшлин…

– Не надо, – Я трясу головой, чтобы прекратить это прямо сейчас. – Не смей никого обвинять в том, что ты сама мне делала последние четыре года, – не говорю, а рычу я.

Ее глаза вспыхивают, но она быстро опускает их вниз.

– Я… Я…

– Хватит. – Я толкаю дверь, чтобы закрыть, потому что это смешно.

Ренни выставляет ногу вперед и блокирует дверь.

– Подожди. Ладно. Мне бы очень хотелось вернуться в наш первый день в школе и все изменить. Я очень хочу, чтобы все стало, как раньше, Кэт.

– Это невозможно, – говорю я ей. Слишком поздно.

– Знаю. И это очень сильно меня расстраивает.

Я прислоняюсь к двери.

– Знаешь, что самое забавное? Это момент, который ты выбрала. Мне нравится, что ты пришла извиняться именно сейчас, когда все твои друзья от тебя отвернулись, и вокруг никого не осталось. – Я чуть ли не кричу.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами.

– Все в школе об этом знают, Рен. Вы с драгоценной Лилией в контрах. – Сама не знаю, почему я говорю такое про Лилию. Я же с ней помирилась. Я простила ее. У нас сейчас все в порядке. Как будто гнев еще остался где-то внутри и теперь сочится наружу. – Это ты переманила ее, почему ты решила, что мне не наплевать, что она тебя послала? – Я смеюсь, и осознаю, что это звучит наигранно, но мне все равно. – Как мне все это нравится! Бог шельму метит, детка. – Я снова пытаюсь закрыть дверь.

– Погоди! Пожалуйста, Кэт. Дай мне еще секундочку. Лилия – двуличная стерва. Настолько двуличная, что это на грани сумасшествия. До настоящего времени мне это и в голову не приходило. – Ренни говорит с такой убежденностью, в такой уверенностью в своих словах. В ее больном мозгу это Лилия во всем виновата.

Я гляжу на нее, раскрыв рот от удивления.

– Неужели ты не поняла, маленькая идиотка? В мире нет таких слов, которые бы заставили меня забыть о том, что ты мне сделала. – Я чувствую, как во мне все закипает, хотя я и стараюсь говорить спокойно. – Обо всех ушатах грязи, которые ты на меня вылила. Обо всех унижениях. Я не заслужила такого. Я была твоим другом и никогда не делала тебе ничего плохого.

Ренни начинает дрожать. Она обхватывает себя руками, но это не помогает. Она пялится на свои уродские ботинки.

– Отлично. Ты права. Во всем. Я получила по заслугам.

Я даже не пытаюсь ее утешить.

– В этом я как раз не уверена, Рен. Я очень надеюсь, что тебе еще воздастся за все, что ты заслужила. Я уверена, что все будет еще хуже.

Эти слова оставляют в моем рту плохой привкус. Они подлые. По-настоящему подлые. Даже слишком.

Мне кажется, что она сейчас пошлет меня к черту. Но этого не происходит. Она смотрит на меня полными слез глазами и делает шаг назад.

– Можно мне сказать еще одну вещь, последнюю. Я хочу, чтобы ты знала – до конца жизни мне будет стыдно, что я не поддержала тебя, когда твоя мама заболела. Ты скоро уедешь в Оберлин, и мы больше не никогда увидимся, но я хочу, чтобы ты об этом помнила.

Мне почему-то трудно говорить. У меня сводит горло.