Дженни Хан - Меж двух огней

Сейчас только три часа. Рив сам говорил, что во время дня открытых дверей люди приходят в течение всего дня. Если я потороплюсь, то могу туда прийти и поговорить с ним. Сделать так, чтобы он понял. Мы не сможем быть вместе, но я хотя бы возьму назад свои ужасные слова.

Я бегу наверх, включаю душ и, подпрыгивая от нетерпения, жду, когда пойдет теплая вода. Черт! У меня нет времени на душ! Я же целую вечность буду сушить волосы!

Я выключаю воду и включаю в розетку щипцы для завивки волос. Пока они греются, я достаю из гардероба голубое шелковое платье-рубашку, которое я купила специально для собеседований в университете, лакированные туфли и нитку из мелких жемчужин, которую подарил мне в 16 лет папа. Я завиваю кончики волос, крашу глаза, наношу розовые румяна и блестящую помаду.

Перед уходом, я смотрюсь в зеркало. Я выгляжу празднично, женственно и зрело. И это здорово. Мне хочется произвести хорошее впечатление на маму Рива. Кто знает, что она обо мне подумает, когда я явлюсь так поздно.

Уже рядом с Ти-Тауном, я вдруг вспоминаю, что не могу прийти к нему в дом с пустыми руками. Я разворачиваюсь прямо посередине улицы, и несколько человек бросаются врассыпную, но мне плевать. «Милки Монинг» уже закрыт, я захожу в соседнюю дверь к флористу и прошу завернуть в целлофан самую большую пуансеттию в магазине. Это целая композиция, а не просто комнатный цветок, такую можно встретить в гостиничных холлах. Она огромная и посажена в очень красивый горшок, напоминающий старинное зеркало. Эта штука стоит целых сто долларов с налогом, ну и что. Я прошу парня погрузить ее на пассажирское сидение.

Около четырех я подъезжаю к дому Рива и с облегчением вижу, что здесь еще много машин, так много, что негде припарковаться. Я останавливаюсь поперек подъездной дорожки соседей, блокируя выезд их минивена. Я передвину машину, как только у меня будет возможность извиниться перед Ривом.

Растение весит, наверное, целую тонну, но мне удается донести его до двери. Я слышу, что веселье в доме продолжается, гости чему-то аплодируют. Я ставлю цветок на землю, быстро поправляю прическу и наживаю на кнопку звонка.

Все хорошо, Лил. Сейчас твой выход. Я нервничаю, в то же время меня охватывает приятное волнение. Я исправлю то, что натворила. Я снова стану самой собой.

Дверь открывается, и через мгновение я понимаю, кто именно стоит на пороге.

Ренни. Она складывает руки на груди. На ней футбольная майка и легинсы. Она босиком, волосы уложены в небрежный пучок на макушке. Я чувствую себя смешной и неуместной в своем нарядном платье.

– Не могу поверить, что у тебя хватило наглости сюда явиться, – шипит она.

– Мне нужно поговорить с Ривом, – отвечаю я.

Она издает резкий смешок.

– Думаешь, он хочет с тобой разговаривать? Он с тобой порвал. Теперь он знает, кто ты есть на самом деле. Чертова стерва.

Без особой надежды я заглядываю ей через плечо, вдруг он меня увидит и передумает. Или, по крайней мере, даст мне шанс объясниться. Но в гостиной полно народа, братья Рива и еще какие-то мужчины, которых я не знаю. Почти все они в таких же майках, как и Ренни, и все они уставились в телевизор, за которым стоит рождественская елка с одной единственной украшенной веткой. На кофейном столике в голубой миске мамы Ренни я вижу семислойный соус к тако, который Ренни всегда готовила для наших пижамных вечеринок. А сзади, на кухне, я вижу маму Рива в праздничном фартуке и фланелевых тапочках. Она мешает ложкой что-то в огромной кастрюле.

Я зову Рива и пытаюсь протиснуться в дверь, но она толкает меня так сильно, что я чуть не падаю на спину.

– Здесь тебя никто не ждет, – говорит она. – Рив ненавидит тебя также сильно, как и я.

– Он мог бы сказать мне об этом лично, – я вытягиваю шею, чтобы посмотреть внутрь дома.

– Он наверху, – сообщает мне Ренни и пытается заслонить мне вид, – мы с ним сидим в спальне. – Слово «мы» она произносит нарочито отчетливо, чтобы я точно его услышала. Я слышу, и у меня разыгрывается воображение. Рив с Ренни лежат в его кровати. Его голова покоится на ее коленях, она гладит его по волосам, и вдруг они начинают целоваться. Рив точно знает, как сделать мне больнее, да и Ренни тоже. Могу поручиться, что они оба, не задумываясь, этим занимаются.

– Никогда не вставай у меня на пути. Ты прекрасно знаешь, что я всегда побеждаю.

Я вздергиваю подбородок. Я не стану валяться у нее в ногах, будто нищенка, а она хозяйка дома.

– Передай ему, что я заходила. – Я беру пуансеттию и пытаюсь ее протолкнуть за дверь, но Ренни мотает головой и начинает ее закрывать.