Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Когда этот эксперимент станет реальностью, ты, мой милый, сможешь примчаться сюда, стоит мне только чихнуть.

И так вечер этот потек дальше. Они перебрались на кухню, и после того как осколки вазы были убраны из мойки, они, не торопясь, вернулись к тому, что в ожидании этой встречи наготовила отъезжавшая Бог знает на сколько арфистка, вернулись в прошлое, сосредоточившись на добродетелях и недостатках того, кто оставил этот мир девять месяцев тому назад, причем Нóга припомнила вдруг одну дождливую ночь, когда она увидела отца, шаркающего из комнаты в комнату с видом чем-то глубоко униженного маленького китайца.

– Да, – подтвердила мать. – В те далекие годы, когда, проснувшись слишком рано, он хотел пройти в ванную, он, словно актер, надевал на себя маски, преображаясь в другого персонажа, особенно на обратном пути из ванной в постель – в китайца, индуса или эскимоса, но иногда в инвалида или паралитика. Однажды мы видели короткометражку под названием «Айша» – о женщине девяносто шести лет от роду, согнутой… даже скрюченной, опиравшейся при ходьбе на клюку, и его это так поразило, что, оказываясь без света, он всегда пробовал это все повторить.

– Но зачем? – Хони был шокирован, впервые услышав о ночных привычках покойного своего отца.

– Чтобы поразвлечь себя и позабавить меня.

– И это тебя на самом деле забавляло?

– Поначалу… от неожиданности. Но потом я его отчитала…

– И довольно строго, – добавила дочь. – «Ни капельки не похоже это на китайцев. Это по-японски», – выговаривала ему мама, как если бы она на самом деле знала, как передвигаются японцы. И, надо признать, она его этим смутила, и в следующий раз он передвигался совсем меленькими шажками.

Спрыгнув с постели, она грациозно передразнила покойного.

Ручеек болтовни протекал неспешно в добродушной и дружественной манере, усыпляя своим журчанием это родственное содружество, перенося их то к отсутствующей родне, то к полузабытым друзьям, и даже имя Ури всплыло однажды, как бы невзначай, но обе женщины были настороже, и ни единого слова не соскользнуло у них с губ относительно его появления в массовке, а тем более визита, так что все выглядело так, словно Хони не только пережил и смирился уже со своей неудачей заполучить поближе свою мать, но и странным образом взбодрился, претерпев это поражение. Он ходил из комнаты в комнату в старом материнском банном халате, планируя, каким образом лучше обновить это жилье, вложив приемлемое количество денег именно сейчас, что позволит им сберечь из-за низкой квартплаты немало денег, и он тут же составил список необходимых расходов, указав, как и что, по его мнению, следует оставить как есть, что добавить, а от чего избавиться, особенно отмечая неотложность смены всей электропроводки… и так далее. Вышагивая туда и обратно, обратил он внимание и на одиноко скучавший платяной шкаф, открыв который он обнаружил в нем болтавшийся на плечиках взад и вперед черный отцовский костюм.

– Забери его, – посоветовала ему сестра. – Возьми его, не упрямься. Сделай это раньше, чем мама выбросит его. Он может когда-нибудь тебе пригодиться.

– Этого не случится никогда. Кто сейчас может позволить себе облачиться во что-то подобное? Отцу пришлось приобрести его, только чтобы здесь не выделяться среди соседей.

– А может быть, в будущем, тебе тоже захочется не выделяться здесь?

– Мне?! – он только что не взревел. – С чего бы? И зачем?

– Затем, чтобы они не забрасывали тебя камнями. Вот зачем.

Он глядел на сестру, не в силах сразу понять – она шутит или нет. Затем одним движением сорвал пиджак с вешалки, свернул и решительным голосом объявил, что собственноручно пожертвует его в пользу бедных.

Тем временем усталость одолела всю семью. Мать была очень смущена, оказавшись в собственной квартире, она чувствовала себя словно в гостях, не решаясь по-хозяйски приготовиться ко сну. Эта задача выпала на долю временной жилички, которая вот-вот готова была покинуть Израиль, – ей и пришлось принять удар на себя, превратившись в рачительную домохозяйку. Сменив простыни, она расправила одеяла и достала полотенца, но мокрую, всю в пятнах крови одежду брата она привела в порядок лишь частично, после чего отправила ее в сушилку.

– Да, надо немного поспать, – сказала мать после того, как дочь окончательно закончила упаковывать свои чемоданы.

После чего улеглась, попросив своих детей выключить свет, но, видно, так было тяжело для нее предстоящее расставание с дочерью, которую не так уж часто видела она за прошедшие три месяца, что, нарушив неизменный свой порядок отхода ко сну, она поднялась, предложив Нóге присоединиться к ней и разделить полуночную чашечку чая.