Еда в сочетании с полуденной жарой нагнали на нее сонливость. И поскольку крюк, обещанный мистером Абади, равно как и задвижка, должны были появиться не раньше завтрашнего утра, она заблокировала входную дверь парой стульев, дверь в ванную комнату закрыла изнутри, опустила жалюзи и облачилась в ночную сорочку, готовая погрузиться в сладкую дрему на кровати, на которой предавалась сну и девичьим грезам еще во времена своей юности.
Но мобильник начал свою непрерывную песнь… нехотя взяла она аппарат, и до нее издалека донесся голос, который, несмотря на огромное расстояние, сразу узнала. То был Манфред, преданный ее друг и время от времени любовник, интересовавшийся как ее, так и ее матери благоденствием и даже благосостоянием Иерусалима… однако что-то в тоне первых же его слов заставило ее заподозрить, что следом он перейдет и к менее приятным сообщениям.
Она не ошиблась.
Да, она очень скучала по оркестру, особенно по нотной библиотеке. А вот молодой скрипач, временно приглашенный на ее место, навел непередаваемый ужас, играя в последнем концерте – именно в библиотеке он перепутал партитуры двух симфоний Гайдна – катастрофы удалось избежать лишь в последний момент. И все как один согласились, что «с нашей Венерой» такого никогда не могло бы произойти.
– Поскольку тебя вблизи не было…
– Верно… но ведь репертуар оставался без изменения… он был известен еще до того, как я уезжала, – осторожно спросила она. – Надеюсь… надеюсь, ничего не изменилось?
– Ничего, – вздохнул флейтист, – почти ничего. У нас должно было состояться несколько выступлений. С японской (а может быть, китайской) virtuoso, – я никогда не в состоянии был запомнить ее имя, той самой, которая, как предполагалось, будет исполнять Второй концерт Моцарта для фортепьяно на следующей неделе. И что же! Ее понесло поиграть в теннис в Берлине, где она и сломала руку, а поскольку невозможно было найти пианиста ее уровня без предварительной договоренности, мы должны заменить ее Моцарта каким-нибудь другим Моцартом.
– Это обязательно должен быть Моцарт? – в испуге спросила арфистка. – Уверена, что это может быть кто-то другой. Пианистов много.
– Исключено. Мы объявили в рекламной компании именно это – взяли на себя обязательство, что в этом сезоне будет исполнено произведение Моцарта, с которым оркестр не выступал уже давно ввиду прозвучавших жалоб, что наш репертуар становится слишком однообразным. Да ты ведь сама это знаешь – ты ведь присутствовала на общем собрании.
– И, как всегда, ничего не поняла из того, что ты говорил по-голландски…
– Ну так вот, Нóга. Мы должны найти произведение Моцарта, которое в обозримое время не исполнялось, и нам кажется…
– Нет, нет, – оборвала она его, охваченная внезапным приступом страха, – не говори… не говори мне ничего.
– Н-да, – промямлил он дрожащим голосом. – Только выхода у нас нет… потому что в последние десять лет мы не исполняли концерт для арфы и флейты с оркестром, и…
– Но это ведь мой концерт… мой и твой… наш.
– Конечно. Наш. И я всегда и всем говорил и говорю: «Давайте дождемся Нóги, нашей Венеры, я обещал ей это и ведь только она знает назубок партитуру и в любую минуту готова…» И если бы речь шла только об одном выступлении, можно было бы попросить тебя вернуться на несколько дней… но, к сожалению, речь идет о целом туре из десяти концертов для наших подписчиков в Нидерландах, Германии, Бельгии… – В этой ситуации как может она – это говорю не я, я только передаю тебе слова дирекции… как сможет она бросить свою мать, которая, в свою очередь, в течение трех месяцев должна решить, где ей больше хочется умереть – в Иерусалиме или Тель-Авиве.
– Умереть? Что значит – «умереть»? Как тебе такое могло прийти в голову?
– Прости, прости… не «умереть», конечно, не «умереть», а «жить»… Решить, где ей жить, в Иерусалиме или Тель-Авиве… именно так ведь ты и объяснила возникшую проблему всем нам, когда выбивала разрешение на столь долгое отсутствие.
– Но где вы найдете другую арфистку, способную сыграть этот концерт?
– Мы… нашли одну. Разумеется, не твоего уровня, но, так или иначе… Ее зовут Кристина Ван Бринен… из Антверпена. В прошлом она исполняла этот концерт и, к счастью, сейчас была свободна.
– Никогда о ней не слышала. Сколько ей лет?
– Сколько и тебе. Может быть, чуть меньше. Она преподает в тамошней консерватории.
Продолжительное молчание.
– Нóга? – прошептал флейтист. – Дорогая… ты меня слышишь? Ты слушаешь меня?
Читать дальше