Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Ну вот так-то. – Она рассмеялась. – Нет больше никакого телевизора. Он умер.

– Скоро он оживет, – спокойно сказал старший мальчик. А младший, цадик, повернув к ней свое лицо ангела, добавил:

– С Божьей помощью.

Утром она отправилась в банк, чтобы проверить свой счет, оказавшийся много выше, чем она ожидала. Она тут же позвонила брату, выяснить, не получилось ли так, что он случайно внес на ее имя сумму, которая ей вовсе не полагалась.

– Тебе полагается все, до последней копейки, сестричка, – шутливым голосом заверил ее он, – ты все это заработала.

Но как это могло быть? Ведь не могли же ей столько заплатить за четыре появления в массовке?

– Очевидно, ты показалась этим киношникам сверхвыдающейся, – уже серьезно объяснил ситуацию Хони, – и они выписали тебе сверхбонус.

В конце концов он признал, что да, где только мог, выбивал для нее самые высокие ставки.

– Пожалуйста, Хони, – попросила она, – не трать на это так много сил. Этот эксперимент и без того стоил тебе немало, а кроме того, мне осталось пробыть здесь всего семь недель и я хотела бы прожить их безо всяких ухищрений. Легко и просто. Мне совершенно ничего не нужно… более того – жизнь в нашей старой квартире мне даже понравилась.

И она рассказала ему о визите Абади.

– Славно, – сказал Хони. – Запомни – если тебе нужно будет в квартире что-то починить, без малейших колебаний обращайся к нему. Он с радостью сделает все, что нужно. Он очень уважал папу и всегда готов был помочь нам, папа покровительствовал ему и, уходя на пенсию, сделал его своим преемником. В течение всех тридцати поминальных дней, после того как ты уехала из Иерусалима, сославшись на «совершенно срочный и очень для тебя важный» концерт, Абади и его жена приносили нам еду, без которой мы не могли обойтись, но в то же время не могли и предложить ничего нашим соседям харедим , поскольку не были уверены, что еда эта проверена и кошерна. Ну и, конечно, эта «электрическая» кровать.

– Что представляет собой его жена?

– Приятная. Вежливая. Чем-то похожа на него. Очень добросердечная.

Ранним полуднем Нóга отправилась на рынок Махане Иегуда и отыскала бар, днем превращавшийся в ресторан. Маленькие вечерние столики были собраны вместе, образуя один длинный, покрытый пятнистой клеенкой, за которым в ряд сидели с обеих, друг против друга, сторон продавцы, исключительно мужчины, в подавляющей части – работавшие на этом самом шуке люди: зеленщики, мясники, работяги и грузчики, удовлетворявшие свой аппетит с необыкновенной скоростью из огромных мисок, наполненных горячим хумусом, перемешанным с крутыми яйцами, в который были добавлены красноватые мясные тефтели, куски курицы и петрушка.

Она протиснулась к свободному месту между здоровенных мужиков и не успела пошевелиться, глазами отыскивая меню, как перед ней уже стояла глиняная глубокая тарелка – скорее миска, в которой дымилась та же еда, что и вокруг, в сопровождении двух пышущих жаром пит и бутылки с минералкой, из которой торчал кончик черной пластиковой соломки. Она повернулась к пожилому посетителю, сидевшему верхом на лавке и, вытаращив глаза, пялившемуся на нее.

– Что это за место? – спросила она его, – это ресторан или армейская база?

Он рассмеялся:

– Это ресторан, но только для верующих.

– Верующих? Во что?

– Верующих в святую троицу: хумус, яйца и тефтели, – сказал он и подал знак официанту, чтобы тот добавил ей еще несколько кусков цыпленка с турецким горохом, которые, по его мнению, должны были увенчать трапезу.

Вкус здешнего хумуса просто потряс ее, и полный черпак исчез в ее желудке, словно она голодала не меньше недели. Вытерев куском питы остатки хумуса, она, под внимательным и одобрительным взглядом пожилого соседа, который теперь добродушно ухмылялся, откинулась и тяжело вздохнула. Сосед не торопился освободить свое место, изучающе разглядывая необычного посетителя.

– А чем ты занимаешься в этой жизни?

Она уже готова была ответить, как обычно: «арфистка», но, в последнее мгновение передумав, ответила просто: «занимаюсь музыкой».

– Поёшь?

– Играю в оркестре.

– А я мог бы тебя услышать? Где этот твой оркестр играет?

– Далеко отсюда… очень далеко. – Она повернула голову и помахала рукой, показывая, как далеко находится ее оркестр, и внезапно увидела прямо над своей головой, на потолке сверкающий глаз съемочной камеры, похожий на зрачок хищной птицы. Что это было? Это мерещилось ей или происходило наяву? Было ли это частью замысла? Или это реально была секретная съемка? Она собралась было уже расспросить пожилого соседа, но тот уже исчез, вероятно, огорченный расстоянием, отделявшим его от оркестра.