Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

Он то ли спал, то ли подремывал, прислушиваясь вполуха к разговорам молодежи, не выпуская изо рта собственной своей костяной трубочки. Молодежь же, заметив приближавшуюся к ним иностранку, настороженно замолкла. Но ведь для этого-то старика она не была совсем уж посторонней? И, чтобы это стало ясно всем, она встала прямо перед ним, а потом низко поклонилась – в том же духе, в каком это делал он несколькими часами ранее возле Храма Золотого Павильона. Но старик только кивнул, склонив голову, очевидно, не желая обнаруживать того обстоятельства, что он прибыл сюда как ее партнер. Что это было? Уж не был ли он слепым, этот японский музыкант; не был ли он слепцом, способным (кто знает этих японцев) сымпровизировать партию второй арфы? И она внезапно ощутила, как ее охватывает приступ непонятной тревоги; усилием воли она сумела ее подавить. Приложив два пальца к губам, она извинилась за свое вторжение – и не найдется ли у них сигареты? Ей и на самом деле страшно захотелось покурить. Кто-то из подростков понял ее, и она, усвоив понравившийся ей местный обычай, заменивший привычное ей «thank you», не выпуская сигареты изо рта, грациозно поклонилась всему сборищу, как если бы она была солисткой, благодарившей зрителей или слушателей за бурные аплодисменты. А затем двинулась обратно, все еще ощущая запах грубого табака, напоминавшего ей об Ури.

Комната была тиха, но храпевшая всю ночь бабуля проснулась и, включив маленькую прикроватную лампочку, ожидала ее, желая извиниться перед соседкой. Если сказать честно, то она, пожалуй, не ожидала, что ее храп испугает израильтянку, вынудив ее к бегству, что могло быть объяснено только ее привычкой длительное время находиться по ночам в одиночестве. Вот почему она не вернулась обратно к себе в постель, а дождалась, пока это не проделала Нóга. Во искупление своей вины она предложила израильтянке «сверхзамечательную» снотворную таблетку, от которой, по ее словам, человек продолжал спать, даже если жилище его уже было охвачено пламенем пожара. Что она предпочитает принять – целую таблетку или половинку?

– Цéлую, – не задумываясь, ответила арфистка. – Полночи уже пропало, а завтра предстоит трудный день. Лишний час сна не помешает…

Маленькая таблетка и в самом деле оказалась чудодейственным зельем, и Нóга спала, и спала, и спала как мертвая – без движения и без снов. А когда открыла глаза, обнаружила, что осталась в номере одна, – постель ее соседки была убрана с необыкновенной тщательностью, а солнце яростно прорывалось сквозь слегка разошедшиеся края оконных штор. Уже было девять. Восемь часов чистого сна растворили в себе все ее тревоги. Нóга лежала, наслаждаясь бездельем; лежала, думала о чем-то, улыбаясь.

«Эта милая бабушка могла с легкостью прикончить меня своим храпом и даже не заметить этого», – вертелось у нее в голове. Не спеша она поднялась, медленно умылась. Голова была легкой, но руки и ноги отяжелели – совсем немного, и, прежде чем прибрать свою постель, она успела в последнюю минуту очистить все, что еще оставалось на подносе от приготовленного для гостей завтрака. Добрая порция сна, как это ни странно, не пошла ей на пользу, она все еще не могла очнуться и, выйдя в парк, не в состоянии была даже вспомнить, успела ли она вчера прикурить свою сигарету или нет – настолько все казалось иллюзорным. Поскольку последняя репетиция перед концертом была назначена на час дня, большинство музыкантов, подстегиваемые добросовестными гидами, отбыли, спеша совершить хотя бы очень короткий тур в окрестности двух храмов; она же была одна и свободна, не испытывая при этом никакого желания заполнить свободные еще пространства своей души дополнительными запасами святости, в изобилии имевшимися вокруг, – у себя дома она могла сделать это без труда. И она возвращается в свой номер, где, вместо того чтобы привести в порядок неприбранную постель, проскальзывает вновь в свою ночную рубашку и ныряет под одеяло, где и замирает, свернувшись словно зародыш, но теперь уже не от усталости, а от предчувствия, что заболевает.

И еще ей больно…

В полдень появляется Манфред, чтобы разбудить ее.

– Что происходит? – придирчиво возмущается он. В этой драгоценной бонбоньерке они провели всего два дня – в чем же причина подобной сонливости?

Она грустно глядит на него и не отвечает. Удивлена также ее соседка по номеру – никогда не поверю, что такая невинная, такая маленькая таблеточка снотворного может настолько обессилить здорового человека. Это же депрессия!