Джон Кутзее - Смерть Иисуса

За вечер понемногу складывается более полная история. Еще до той роковой игры, как выясняется, уже поступали тревожные сигналы: у Давида время от времени внезапно отказывали ноги и он падал на землю, словно его сшибало великанской рукой. Миг спустя жизненная сила возвращалась и Давид вставал.

Снаружи это выглядело так, будто он просто спотыкается о свои же ноги. А затем настал день, когда он упал, но сила в ноги не вернулась. Он лежал на поле, беспомощный, словно жук, пока не притащили носилки и не унесли Давида прочь. С того дня он застрял в лазарете, пропускал уроки.

Еда в лазарете была ужасная: по утрам вареная крупа, вечером гренок с супом. Все в лазарете на дух не выносили эту еду и рвались на выписку.

Ноги у него болели все время. Сестра Луиса заставляла его делать упражнения, чтобы укрепить ноги, но упражнения не помогали.

Хуже всего болело по ночам. Иногда от боли не мог спать.

У сестры Луисы была своя комната рядом с палатой, но, если сестру Луису будить, у нее портилось настроение, и поэтому ее никто никогда не звал.

Болели у Давида колени, а также щиколотки. Иногда болело меньше, если подтянуть колени к груди.

Доктор Хулио кратко навещал его через день, поскольку проверять лазарет входило в его обязанности, но с ним, с Давидом, он ни разу не заговаривал, потому что сердился на Давида за падение на матче.

– Уверен, это не так, – говорит он, Симон. – Мне не нравится доктор Хулио, но я убежден, что он не стал бы сердиться на ребенка за то, что ребенок болен.

– Я не болен, – говорит Давид. – Со мной что-то не так.

– С тобой что-то не так, и ты болен – два способа сказать одно и то же.

– Не одно и то же. Доктор Хулио не верит, что я настоящий сирота. Я ему в приюте нужен только для того, чтобы играл в футбол.

– Это наверняка неправда. Но тебе по-прежнему хочется быть сиротой – теперь, после того как ты посмотрел, что происходит в приюте?

– Я настоящий сирота. Это «Лас Манос» ненастоящий приют.

– А по мне, он довольно-таки настоящий. Как же, по-твоему, выглядит настоящий приют?

– Не могу пока сказать. Я его распознаю, если увижу.

– Как бы то ни было, – говорит Инес, – теперь ты у себя дома, как положено. Ты свой урок получил.

Мальчик молчит.

– Что хочешь сегодня на ужин? Выбирай, что пожелаешь. Для нас всех это важный день.

– Хочу картофельное пюре с фасолью. И тыкву с корицей. И какао. Большую кружку.

– Хорошо. Я поджарю еще куриной печенки к пюре.

– Нет. Я больше не ем куриное мясо.

– Вас этому в приюте учат, что нельзя есть куриное мясо?

– Я сам себя этому научил.

– Ты сильно исхудал. Тебе нужно набираться сил.

– Мне не нужны силы.

– Нам всем нужны силы. Может, вкусной рыбки?

– Нет. Рыба тоже живая.

– Картофель живой. Фасоль живая. Они просто живут по-другому. Если отказываешься есть живое – отощаешь и умрешь.

Мальчик молчит.

– Но это великий день, и спорить мы не будем, – говорит Инес. – Сделаю пюре, фасоль и морковь. Тыквы у нас нет. Куплю завтра. А теперь тебе пора принять ванну.

Давно он не видел мальчика голым, и то, что он видит, его тревожит. Бедренные кости торчат, как у старика. Коленные суставы зримо распухли, а на пояснице – скверная ссадина.

– Что случилось у тебя со спиной?

– Не знаю, – отвечает мальчик. – Просто болячка. У меня все болит.

– Бедный ты ребенок, – говорит он и неуклюже обнимает его. – Бедный ребенок! Что с тобой стряслось?

Мальчик содрогается от плача.

– Почему это все у меня? – рыдает он.

– Мы завтра покажемся доктору, он даст тебе лекарство, и скоро ты поправишься. А теперь давай примем ванну, потом хорошенько поужинаем, а потом Инес даст тебе пилюлю, чтобы ты выспался. Утром все будет уже по-другому, даю слово.

Инес дает ему не одну пилюлю, а две, и мальчик засыпает, свернувшись на краю кровати, поджав коленки к груди.

– Вот он и вернулся домой, – говорит он Инес. – Может, мы в конечном счете и не такие уж плохие родители.

Инес выдает призрачную улыбку. Он тянется к ней и берет ее за руку – и этот жест она в кои-то веки ему позволяет.

Врач, к которому они приходят на прием, – педиатр, консультант при городской больнице, его настоятельно рекомендовала Иносенсия, сотрудница Инес в «Модас Модернас». («Моя дочурка все время кашляла и задыхалась, никто из врачей ей помочь не мог, мы отчаялись, а затем отвезли ее к доктору Рибейро, и у девочки ни единого припадка потом не было».)

Доктор Рибейро оказывается пухлым, лысеющим мужчиной средних лет. Он носит очки в такой громадной оправе, что лицо его словно бы исчезает за ними. Он рассеянно приветствует их с Инес: все его внимание устремляется к Давиду.