Наталия Репина: Жизнеописание Льва

Еще один дождливый день

На той самой даче, откуда серого кабысдоха изгнал некто Борис, смотрят телевизор.

Хозяин, собственно Борис, — в кресле, вязаная кофта; хозяйка — за столом, красивая шаль, раскладывает пасьянс. Изредка взглядывает на экран. На стуле притулилась маленькая старушка, кто запомнил, — Полина Петровна, бабушка того самого внука, который кого-то пырнул или не пырнул (внук Шредингера). Левина мама на другом стуле.

И вот гости в капюшонах. Баба Лара, Вова и Катя.

— Лариса Витальевна! Милая моя! — ошарашенно говорит хозяйка, пропуская их в дом. — Это же «Красное и черное»! Куда ж вы детей!

— Ничего, дружочек, они тихо, — невозмутимо говорит баба Лара. — Мы их сейчас куда-нибудь в другую комнату. Толька пошел на станцию провожать Светлану. Вернется — заберет, я ему записку оставила. Мы их где-то тут…

Хозяйка колеблется, потом решается.

— Нет уж, пусть с нами смотрят, хоть на виду. Все равно не поймут или… ну я не знаю, глаза им, что ли, будем закрывать…

Они идут в комнату. Смех и удивленные восклицания. Сосредоточиваются на экране. Старушка Полина Петровна вполголоса пересказывает Ларисе Витальевне, что она пропустила.

— Ну, всё, Полина Петровна! — Это хозяйка, тихо и убедительно: — Ларочка Витальевна сама разберется!

Госпожа де Реналь испуганно окликает своего сына, взобравшегося на дерево.

— Татулечка, как Лева? — тихо спрашивает Лариса Витальевна (как сказал бы Толстой, «по бессознательной для себя филиации идей»).

— Грех жаловаться, — несколько удивленно отвечает та. — А что?

— Нет, так, ничего.

Жюльен Сорель карабкается на скалы. Вова внимательно смотрит на экран. Катя разглядывает присутствующих. Дождь все сильнее. За окном ярко сверкает, и почти сразу раздается сильный удар грома.

— Как жахнуло! — это Покровский. — Где-то прямо над нами!

Ему никто не отвечает. Жюльен Сорель целует руку госпоже де Реналь и заявляет, что придет к ней в два часа ночи. Теперь Катя, замерев, глядит на экран, взрослые тоже, а Вова рассеян.

Никто не смотрит сейчас на вовсю бушующую грозу и сквозь мрак — на кусты, которые сгибаются под потоками воды. На соседний нежилой дом, где оторванный ставень сильно раскачивается от порывов ветра и ударов дождя. Даже издалека и даже сквозь дождь слышно — но никто не слушает! — как он громко стучит то о стену, то о раму окна, которое отвечает стеклянным дребезжанием. И вот там, где оторван ставень, изнутри открывается оконная створка. Сама? Из открытого окна высовывается рука. Рука? Кто-то пытается притянуть и закрепить ставень , но, не закрыв предварительно окна, это сделать невозможно. И рука это понимает. Она исчезает, оставив все, как есть. Никто этого не увидел.

Никто, кроме Вовы.

Тут жахает особенно сильно, и в комнате гаснет свет. Фильм утягивается в тоненькую горизонтальную полоску и исчезает.

— Ну вот, как всегда, на самом интересном! — говорит Лариса Витальевна.

Суета, темнота. Но вот уже огонек мерцает внутри прозрачного кокона керосинки, оставляя на его стенках черные мазки.

— Вряд ли свет быстро включат, а серия уже заканчивалась, — говорит подсвеченная колеблющимся светом Покровская.

Толкотня в дверях. Зонты вспархивают над головами и врезаются друг в друга. И — аистами, аистами шагать по дорожке, вздымая ноги над лужами и помещая их на островки суши.

Покровская проводила, возвращается в комнату.

— М-да-а-а… — говорит ее муж Борис.

— Да, — говорит она. — Надо как-то прекращать эти киносеансы. Вот пригласила один раз Ларису Витальевну, и весь поселок повадился. А она, нет, это тоже надо додуматься, с внуками прийти!

— М-да, — говорит муж.

Ливень.

Анатолий: бесполезная газета над головой, дорога киснет под скачущими ногами, на крыльце поскользнулся, дома никого, сразу к холодильнику, спасительная водка, толстая граненая рюмка. Посмотрел долгим взглядом в окно, где дождь избивает клубнику, вылил водку обратно в бутылку, поставил на место, рюмку помыл, убрал.

Светлана: тамбур электрички, кусты, поле, забооооор, опять кусты, неразборчивое объявление станции, пустая платформа, плакат «Что тебе дороже: жизнь или сэкономленные минуты?», указатель «В Москву». Двери открылись. Вышла, открыла красивый импортный зонт. Ступеньки вниз, ступеньки вверх. Соседняя платформа, указатель «Из Москвы», плакат «Что тебе дороже: жизнь или сэкономленные минуты?». Свистит встречная электричка. Заходит. Неразборчивое объявление, кусты, роооообаз, елоп, ытсук.