Наталия Репина: Жизнеописание Льва

Отскочив, пес вновь замирает, готовый в любой момент отпрыгнуть еще, но больше ничего не происходит. Его бдительность ослабевает, он отвлекается на ворону, крикнувшую нечто с верхушки ели. Затем, разом забыв свое приключение, он отворачивается от дома и трусит на улицу, где окончательно растворяется под крупными каплями начинающегося ливня.

Пришедшая с Правленческой тьма внезапно накрывает и дачу Сахрановых. Радио пропикивает шесть раз и говорит: «Московское время четырнадцать часов. В эфире «Маяк». Передаем последние известия. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев посетил с дружественным визитом…» Светлана снует с тарелками от кухни к террасе, где накрыт большой прямоугольный стол с букетом пижмы посредине. Над ним вполсилы зудят мухи и постанывают комары. Анатолий режет на кухне хлеб.

— Сейчас ливанет, — говорит Светлана, возникнув на кухне.

— Ты заметила, кошек нет, — отвечает Анатолий.

— Надо детей в дом загонять.

— Это потому что Неверовские приехали.

Если читать только четные или нечетные реплики, диалог обретает смысл, хотя и перестает быть диалогом.

— Знаешь, я пытался их посчитать, — говорит Анатолий в следующее Светланино появление на кухне. Она улыбается.

— Но многие похожи… — в следующее. (Она улыбается.)

— …И никогда не появляются все вместе… (Улыбается.)

— …то есть число колеблется от восьми до тринадцати…

— …то есть нас посещало примерно десять с половиной кошек в день.

— Ну вот, ливануло, — говорит Светлана.

Она забирает у мужа нарезанный хлеб и несет его на террасу; поправляет пижму в кувшине; задумывается, глядя через витражные стекла на темную пустую дорогу.

Радио поет «Вместе весело шагать по просторам…».

— Так какие новости на станции? — кричит с кухни Анатолий.

— Встретила Екатерину Анатольевну, говорит, в Востряково дом сгорел, — Лариса Витальевна, переодетая в домашнее платье, возникает на кухне. — Никто, слава богу, не погиб.

— А от чего загорелся-то?

— Так кто его знает, может…

И вот тут на кухне появляются рыдающая Катя и бледный Вова.

— Вова! — строго говорит Анатолий. — Сколько раз тебе объяснять, что Катя слишком маленькая для…

— Папа! — в ужасе говорит Вова. — Мы Леву убили.

Дальше начинается хаос и безумие, потому что за клубничными грядками действительно виден Лева, который лежит неподвижно под барабанящим дождем. Первой кидается к нему бабушка Лара, а за ней остальные со своими «я только сказала умирай я тебя убила», «давайте я сбегаю за костей он же доктор», «господи какой позор чужой ребенок» и, наконец, «лева лева левочка».

Мальчика осторожно переносят в дом. Он дышит, но не приходит в себя. Анатолий растерянно топчется над Левой, теперь совсем мокрым, так как его с терапевтической целью решили посильнее увлажнить — изо рта, как белье перед глажкой, — но от волнения вместо мелких брызг вылилось всё так. Катя рыдает, вывернув в реве распухшие губы и мешая слезы с соплями.

— Прекрати сейчас же! — требует Светлана. — Объясните мне, что произошло!

— Мы играли… (Вова)

— И его надо было убить. (Катя)

— Почему?

— Потому что меня нельзя, я красивая. Я кто, Вов?

— Арамис.

— Да. А Вова — Д’Артьян.

— Д’Артаньян.

— Его тоже нельзя, он герой. А Лева все равно толстый. Он сказал, что не хочет умирать, а Вова сказал, что так надо. А Лева тогда сказал, что он вечером спросит у мамы… А потом Вова его ранил, и он упал! — Катя опять плачет и еще икает.

— Чушь какая-то! — говорит Анатолий. — Самый толстый — это, значит, Портос, что ли? А зачем его убивать? Он же в книге не умирает? Или я забыл?

— Толь, ты сейчас вообще не о том думаешь, — говорит Светлана.

— Нет, погоди! Зачем Портоса-то убивать?

— Ну, кто-то должен умереть… — тихо и упрямо говорит Вова.

— Чушь какая-то! — опять говорит Анатолий. — Ну что? Надо действительно за Костей идти.

— Лева, оживааааай! — взвывает Катя.

И Лева сразу открывает глаза.

Так просто.

— Ты как, приятель? — осторожно говорит Анатолий.

Лева садится. Встает. Катя икает.

— Спасибо, неплохо, — говорит он. — Я пойду домой.

— Тебя проводить, Лёв? — спрашивает Светлана.

— Нет, спасибо! — говорит Лева.

И действительно идет домой. Никто не решается его проводить. Всем неловко, и все молчат. Но тут Катя икает опять, и все смеются.

Лева же возвращается на свой участок. Дождь шуршит по листьям. В глубине сада в гамаке под навесом дремлет мама. Ей на ухо сладострастно поют комары. Василь Василич торопливо тащит хворост в сарай. Из охапки, которую он несет, выпадает ветка. Лева поднимает ее и несет вслед за Василь Василичем. Кладет в кучу. Идет в дом. Там откуда-то взялись кошки — возможно, их десять с половиной. Он проходит в свою комнату, где на кровать уже водружен тюк подушка-в-одеяле, и, не разворачивая тюка, сам сворачивается рядом с ним в улитку на толстом матрасе с подозрительными желтоватыми пятнами поверх блеклых голубых и серых полос. Пружины кровати лязгают, пару-тройку раз качают Леву и успокаиваются. За окнами настойчиво и равнодушно лупит ливень.