Антон Секисов - Песок и золото

Наш дом стоял на отшибе, участком уходя в лес, и со стороны леса забора не было. Раньше рядом был хотя бы один сосед, у которого был бассейн с навесом, и в нем плавал маленький крокодил, но тем летом соседа нашли в речке, с десятью пулевыми отверстиями в спине. Крокодил несколько дней бился в бассейне, а потом кто-то забрал его, и дом выставили на продажу.

За лесом была река Икша, и на нее все лето прибывали золотоискатели. Они стояли в реке со старательскими лотками, пропуская сквозь них коричневую густую воду.

Отец был геологом, он смеялся над ними и говорил, что они делают все неправильно. Он хотел, чтобы я тоже стал геологом и учил меня, как брать пробы. У меня были свои лоток и колбы, и микроскоп, и еще мензурка.

Августовские дни теперь тянулись невыносимо. Все чаще я оставался один и уходил к пруду. Пруд был сразу у дома — мелкий и грязный, затянутый тиной. Этот пруд был почти безлюдным: если кто появлялся возле него, то бабушка отгоняла всех — она считала пруд, стоявший вблизи нашего забора, своей собственностью. Но иногда люди все-таки появлялись там — рыбачили рыбаки, и курили бычки подростки, сунув в песок босые ноги. Там я и брал пробы. У воды был высокий песчаный откос — сверху пепельно-желтый, замусоренный, а снизу крепкий, каменный, буро-рыжий. Сам не понимая зачем, я сыпал песок в колбы и таращился в них по много минут, без смысла.

Потом стоял по колено в воде с лотком, отмывая золото. Отец говорил, что если стараться, можно намыть пару крупиц. Для чего они были мне? Что бы я делал, если бы намыл сразу слиток? (я не мог представить себе крупицы, поэтому представлял, что лотком ловлю, как карасей, слитки).

Я просеивал песок, ловил лягушек и стрекоз, сразу же выпуская их, вырывал из пруда кувшинки на холодном и толстом стебле, напоминавшем проволоку, и ходил с ними в руке, чтобы подарить кому-нибудь. Ни к кому не лежало сердце. Я бросал кувшинки псу. Джек даже не нюхал их.

Одним утром ко мне подошли. Это был мальчик, который был старше меня, с большой головой, которая при ходьбе качалась. Он сказал, что его зовут Петя. Петя умел выдувать огромные пузыри жвачкой, он спросил, зачем я стою здесь. Я рассказал ему, что я золотоискатель, и что в этом пруду можно намыть золото, если правильно подходить к делу.

Он расспросил меня подробнее об этом золоте и сказал, что на этом можно устроить бизнес. Слово «бизнес» иногда произносил отец, но я не мог понять его смысла.

Петя, лопнув новый пузырь, сказал, что за казармами есть река, где песка гораздо больше, значит, и золота больше тоже. Я и так знал, что там есть река, и что глупые золотоискатели пытаются найти золото в ней напрасно, но согласился пойти с ним ради компании.

Лес в этой части был прозрачный, березовый. Ясно помню, что на мне были свободно сидящие штаны в крупную клетку, и ветки кустов хлестали по ним. Пока мы шли, Петя все говорил, без перерыва:

— Сникерс я не люблю, клубнику я не люблю, хлеб не люблю, творожное-пирожное не люблю, — перечислял он, загибая короткие пальцы. Внезапно он остановился, что-то поднял с земли и стал есть.

Я увидел придавленную траву, и следы возле нее, и вспомнил, что отец говорил, что это лежбище зверя. Мы вышли к песчаной косе, пологой и низкой — с нее хорошо бы было, как с горки, заскакивать в воду.

Мы стали бросать в лоток камни, песок, ил и тину. Это будоражило. Казалось, сейчас что-то произойдет.

«Золото, золото!», — закричал я, чуть не захлебнувшись от радости. В сетке блеснул кусок поломанной заколки — сверкающей, мокрой, как золотая рыбка, с облупившейся по краям краской.

— Там еще, наверное, куча! — радостно суетясь, Петя забрал у меня лоток и стал просеивать все подряд, водя им по дну, загребая ил, но больше улова не было, разве что несколько красивых камушков, один из которых я незаметно сунул в карман рубашки.

Я сидел на берегу и смотрел на заколку — она сияла, разбрасывая солнечные лучи, и Петя, жмурясь, смотрел на нее, прикрывая глаза ладонью. Тень покрывала его большую голову, а штаны были мокрыми почти до пояса.

— Надо это золото продать в магазин и получить за него сто тысяч, — сказал Петя.

— Зачем в магазин? Я отдам папе.

Петя смотрел на меня исподлобья, жуя губу. В глазах его было угрюмое размышление.

— Папе отдам, — снова сказал я.

Солнце уже закатывалось, и хотелось есть. Мы срывали с куста неспелую смородину так, что ломались ветки. Петя снова жевал траву. Густые бурые пятна ягод были на его губе и щеке, и даже на бровях. Я смотрел на него, и мне было неприятно. Я подумал, что в следующий раз на реку я пойду один. Мы собрали приспособления, при этом Петя тщательно вымыл лоток и отдал мне.