Антон Секисов - Песок и золото

Когда солнце закатывалось, по всему берегу зажигались голубые и розовые фонари. Местные готовили на мангалах морепродукты. Мы ходили туда каждый вечер — коктейли, кальмары и рыба с нежной бескостной плотью, и черные горы волн, и воздушные змеи. В один из вечеров, прогуливаясь по ночному пляжу, я потащил ее в редкие заросли. Сбросил с себя одежду и, постелив на холодный песок, положил на одежду Лилю. Всего за пару минут, состоявших из беспрерывных быстрых толчков, она исцарапала мне всю спину. Я кончил в песок. Мысль, что часть меня останется на этом красивом берегу навсегда, мне понравилась. Это гораздо лучше, чем бросать монетку в фонтан, чтобы вернуться. Не одеваясь, мы лежали на спинах. Облака висели так низко, что их можно было потрогать. Лицо само собой улыбалось, было так хорошо, было безумно хорошо, лучше и быть не может.

Казалось, что никаких помех нет между нами, помех, преследовавших нас в Москве на каждом шагу. Не было ничего, кроме нас и волн, бесконечно на нас накатывавших, были огромные пространства тишины, которые можно было заполнять и заполнять словами, но нам не хотелось их произносить. Наверное, все было идеально и так, но не покидало почти не ощутимое беспокойство, которое я списывал на общую тревожность, всегда сопровождавшую меня, когда я был далеко от дома. Нам как будто мешало что-то вроде невидимой занавески, которую очень легко сдвинуть, но вот где ее край, понять не получалось.

В один из дней мы решили взять велосипеды и прокатиться до городской части. Она располагалась недалеко, машин было мало, медленно угасал один из самых нежарких дней, так что все обещало приятную прогулку. Но по глупости я не надел подходящей обуви, сев на велосипед в резиновых сланцах, и на первом же спуске, споткнувшись о бугорок, я полетел вниз, остановив полет голой ступней, сорвал кожу до мяса с пальцев и изодрал колени. Асфальт стал покрываться быстро стекавшей кровью, я смотрел на нее и чесал голову, думая, как поступить. Лиля достала из сумочки стограммовую бутылку местной отвратной водки (когда она успела купить?), и на виду у всех стала поливать рану. Со всех сторон набежала толпа китайцев, в изумлении уставившихся на нас. Я смотрел на их маленькие круглые головы — в основном это были пенсионеры. Никогда я не видел у китайцев таких больших глаз. Они что-то тараторили, а Лиля так и продолжала поливать мою ногу с разных сторон, не обращая на них внимания. Выбежал метрдотель, схватил оба велосипеда и сказал, что больше нам их никогда не выдаст. Он говорил это не зло, а виновато улыбаясь.

Мы пошли в городскую часть пешком. Дул слабый и теплый ветер, и я думал о том, как бы приятно он обдувал лицо, если бы мы скатывались на велосипедах. Спуск был не слишком крутым, так что можно было бы не крутить педали, но и не притормаживать слишком часто. Кончился пустынный участок, и начались рыночные ряды с еще живыми рыбами в морской воде, сырыми морскими гадами, нанизанными на палочки, с жемчугом и халатами. Лиля с любопытством глядела на это все и, задерживаясь у прилавков, торговалась. Мухи садились на мои раны, и я занят был большей частью тем, что отгонял их.

Стемнело резко, как лампу выключили, и, пройдя еще немного, мы сели поужинать в открытом кафе. В то время как я ел что-то маслянистое и трудноопределимое, к нам подошел мальчик с букетами. Поначалу он вел себя деликатно, но, когда я отмахнулся от него, стал нагло толкать в спину, хватать за руку и стучать по голове. Я просто не понимал, что делать.

— Купи, купи, — настаивал он на чистом русском. Я не покупал. Лиля смотрела на нас с печалью.

— Пошел отсюда, мальчик, — говорил я ему. Хотелось не вставая пнуть этого маленького мерзавца ногой в живот — клянусь, я бы так и поступил, если бы не боялся общественного порицания. Наконец, его выпроводил официант.

— Мог бы купить букет, — не глядя на меня, равнодушно проговорила Лиля.

— Это дело принципа, — ответил я, потянувшись за счетом. Уши мои пылали.

Обратно мы решили идти не вдоль берега, а через жилой массив, представлявший из себя одиноко торчащие высотки, казавшиеся заброшенными. Вокруг было очень темно, но чувства опасности не было.

— Китайчата такие смешные и милые, ты видел, какие у них большие глаза? — спросила Лиля.

— Очень милые, да.

— Нет, правда. Я бы даже усыновила себе одного. Ну, или украла.

Хотелось сказать ей что-нибудь грубое, но я удержался. Было немного обидно из-за того, что она не интересовалась моей ногой. Пусть она и совсем не беспокоила.