Антон Секисов - Реконструкция

Я не плакал, просто сложил на руки голову. Устал держать её на весу. Мне не хотелось ничего говорить, но от последних слов бабушки что-то ослабло в моей душе, какой-то очередной механизм надломился, и я заговорил севшим голосом, который на середине сменил детский беспомощный писк: «Бабушка, я не понимаю, зачем они меня мучают!». И вот только тогда на глазах появились слёзы. На обоих глазах.

Бабушка побарабанила ложечкой внутри чашки, подлила ещё настойки. Глаза её уже застилала блаженная пелена.

— Сашенька, ты ведь сам себе всегда проблемы выдумывал. Всегда всё усложнял. У тебя есть язык. Ты умеешь говорить. Всегда легче говорить людям всё как есть, правду. Скажи этим мальчикам, которые тебя караулят в парке, что ты не сделал им ничего плохого. Спроси, зачем они это делают. Может, у них не всё в порядке в семье. А может, ты кого-то обидел, а сам не заметил. С тобой такое бывает, сам знаешь. И самое главное, на всякий случай извинись, даже если считаешь себя правым — от тебя не убудет.

Бабушка глубоко вздохнула, откинулась в кресле. Кажется, кресло засасывало её. И толстый ковёр чуть-чуть скрючился и навис над ней рыболовной сетью.

— А с товарищем из органов говори очень вежливо, — продолжала бабушка. — Скажи, что ты не шпион и не разведчик, что ты этого не умеешь ничего. И обязательно извинись и перед ним тоже. Хочешь, я сама с ним поговорю? И пусть он сам ищет твоего друга, тоже мне, что за парень дурной, ну который забрал этот ящик под фрукты. Органам будет гораздо проще его найти, чем тебе. А девочке своей скажи, что ты любишь её и хочешь к ней вернуться. Это простые человеческие слова.

— А я, может, и не хочу. Может, я себя накрутил, и она мне вообще не нужна. Я же как-то жил раньше! Сейчас хочется отдышаться, посидеть, полежать, подумать. Как на летних каникулах.

— Какие летние каникулы, Саша, тебе тридцать лет.

— Я вроде как становлюсь только младше с годами. Как бы обратная эволюция.

— Тебе просто нужно место сменить. Съезжай от своего дурака Абрамова. Вот после мальчика-то того, Славы, квартира освободилась.

Я замер с полной рюмкой настойки у рта.

— А ты... ты откуда знаешь?

— Так я ж ему её и нашла. Через своих учеников бывших. Тысячу раз же тебе говорила!

Меня охватило волнение, ведь прямо сейчас я должен был что-то понять, но настойка сковала мозги, не пускала вперёд мысль, к выводу, который лежал на поверхности, который я уже осознал, но не мог артикулировать.

Бабушка стала качаться в кресле, как будто пытаясь встать, глаза её не выражали ничего.

— Бабушка. Что в той настойке? Я хочу сказать, кроме душицы и всего этого... Что за секретный ингредиент?

— Россия — страна удивительного , — вдруг очень громко заговорил ведущий. На экране возникла панорама тайги, вся в холмах и острых еловых макушках. — Гигантская территория. Семнадцать миллионов квадратных километров. Четыре климатических зоны. Девять часовых поясов. Что ты знаешь об этой земле? Твоей земле? Каждый из нас внутри своего маленького мира. А что там, за ним? Чудеса? Мистика? Всегда ли мы готовы понять природу того, что видим? Сегодня мы рассказывали о Хабаровске, крае драконов, о снежных людях из Кинешмы, а прямо сейчас — история о таинственном пророке Евгении, милиционере из Подмосковья.

Я выплюнул остатки настойки прямо на стол, бережливо укрытый одновременно газетой и скатертью.

— Сашенька, боже мой! — сказала бабушка и опять попыталась встать, но у неё не получилось.

— 1989 год , — продолжал ведущий. — Советский Союз, могучая империя стоит на краю распада. Во всех республиках люди выходят на демонстрации. Еда по талонам, очереди. По телевизору говорят о гласности. А капитан милиции Евгений Ширко думает только о том, как прокормить жену и ребёнка.

Холодной октябрьской ночью он выезжает на срочный вызов. Третий час ночи, идёт сильный дождь. Дорогу размыло. Ширко долго петляет, прежде чем признаться себе, что заблудился. Патрульная машина остановилась у заброшенного завода «Фрезер». Об этом советском гиганте, который к тому времени был на грани закрытия, капитан милиции никогда прежде не слышал.

Влекомый неведомой силой, капитан Ширко лезет в дыру в заборе и идёт к проходной завода. При нём даже нет фонаря. Несмотря на сумрак и дождь, он видит загадочное свечение в глубине. Милиционер сразу же понимает, что этот свет не от ламп и не от костра. Это что-то совсем, совсем другое. Ноги сами ведут капитана Ширко к свету. Среди руин советского деревообрабатывающего завода он видит бункер. Дверь бункера открыта настежь — оттуда и струится этот необъяснимый свет. Что это? Ширко не чувствует страха, свет и тепло наполняют всё его существо. Но в самом бункере капитана Ширко поджидал сюрприз.