Антон Секисов - Реконструкция

Великан потянул меня за рукав, как куклу. Я не поддался, стряхнул руку и пошёл сам, тоже внимательно смотря под ноги. В наружный карман куртки я положил отвёртку, и при ходьбе она прижималась к рёбрам.

Мы прошли до перекрёстка, свернули к огромной дыре в заборе. Прежде чем зайти за великаном, я оглянулся по сторонам и заметил «Шаурму хаус». Теперь замкá не было, и продавец спал, надвинув на лицо кепку.

За забором я сразу вступил во что-то липкое, мы пошли через голые худые кусты, покрытые ржавчиной, и через мусорные пакеты, надувавшиеся и носившиеся по кругу.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросил великан.

Эти пакеты навевали тревогу, нога промокла, я чувствовал тревогу и холод и когда раздумывал, стоит ли ему доложить об этом, споткнулся, отвёртка выскользнула из кармана, но звука от падения долго не было, только спустя секунд пять звякнул металл — где-то глубоко под землей, почти неслышно.

Великан смазал густым лучом мне по лицу и опустил фонарь. Пятно света легло на мокрые булыжники.

Между камнями были втиснуты разноцветные ленточки и клочки бумажек, как в Стене плача. Хотелось взглянуть, что на этих бумажках, но я не решился их доставать. Мы стояли возле колодца, который на вид был гораздо старше, чем даже раннесоветский завод «Фрезер».

Я наклонился и разглядел картинку в рамочке, которую кто-то приставил к округлой стене колодца.

Это была фотография пророка Евгения. Та же, что и на цветной газете, которая когда-то прибилась к ноге. Расстёгнутый китель, медальон на голой груди, борода, которая куда-то вбок закручивалась. Только фотография сильно выцвела — наверно, выгорела на солнце. А ещё на ней была траурная полоса.

— Он здесь умер, — услышал я. — Ему голову отпилили.

Великан стоял позади и подсвечивал фотографию.

Я посмотрел на великана, потом опять на картинку. Поставил её туда, откуда взял.

Стало совсем темно, но мы пошли быстрее, уже не так опасаясь пораниться о железный мусор, торчавший со всех сторон.

— Ордена красного знамени завод «Фрезер». Ты, наверно, о нём уже кое-что выяснил, — заговорил гигант, светя далеко перед собой. — Но всё началось не с него.

Он говорил поставленным голосом экскурсовода, очень энергично, но ужасно сумбурно, что в сочетании с обстановкой — пустырём, похожим на свалку строительных отходов — уносило сознание в чёрную дыру, где все связи с привычным порядком вещей рвались быстрей паутины.

Нужно было слушать великана очень внимательно, чтобы хоть что-то понять, но я слишком старался не упасть, слишком волновался, кажется, даже дрожал от волнения, и через это волнение в меня проникало что-то другое, трудно определимое, как будто простудный вирус, но только без слабости и боли в горле, разве что горел лоб.

Поначалу всё звучало по крайней мере понятно. Великан рассказал, что вся эта помойка — бывшая часть владений князей Гагариных. Древний род, происходивший от Рюрика. Хотя для нас это малозначительный факт. А важное началось сто с лишним лет назад, когда князь Александр Григорьевич Гагарин вернулся из затяжной поездки в Португалию. Из сувениров он привёз только маленькую чёрную женскую статуэтку.

На неё бы никто не обратил внимания, обычная с виду экзотическая фигурка для интерьера, но только князь держал её под замком, а доставал только затем, чтобы надолго уединиться в комнате. Любопытствовавшая прислуга слышала бормотание и удары об пол. Иногда топот ног — князь, судя по всему, босиком бегал по кругу и что-то причитал. Кроме прислуги у князя никого не было, а та давно привыкла к его странноватым выходкам, и это новое самодурство особенного внимания не привлекло, слуги только посмеивались, тем более что никаких особенных перемен в доме не случилось. Потом стареющий холостяк-князь купил рыцарские доспехи, которые стал носить регулярно, но исключительно дома — думали, что из-за смущения перед крестьянами, но оказалось, что надевает он их только для своих вечеринок с чёрной женской фигуркой.

Вскоре князь объявил, что в спальне будет убираться самостоятельно и перестал пускать прислугу. Обставил комнату красными длинными свечами. Сначала раз в месяц, а потом и раз в неделю к нему стала приезжать компания из нескольких мужчин. Это удивило гораздо больше, чем ночные радения — друзей у князя не было, и он всю жизнь ненавидел принимать у себя посетителей.

Потом великан обмолвился о некоем пробуждении — кого или чего, понять было нельзя — и сразу перескочил на историю о крестьянской семье, у которой пропал ребёнок. Я потерял нить и снова включился, когда речь зашла о двуручной пиле со следами крови, которую обнаружили в лесных кустах.