Эмма Лорд - Война и мир в твиттере

– Вполне возможно, если я не спалю пирожные, как сделала это с тортом на прошлой неделе.

– «Мне очень жаль»? – спросил папа. Его сложно назвать вечно беспокоящимся человеком. Он, скорее, относится к тому типу родителей, которые больше слушают, чем допытываются, но даже он знает, откуда берет корни название этих пирожных.

Развод моих родителей можно назвать… не оправдавшим ожидания. Они просто собрали нас за столом и поставили перед фактом, что любят друг друга, но им лучше быть просто друзьями. Хотя это и повергло нас с Пейдж в шок, но, на самом деле, это событие не пошатнуло наши жизни. Мы продолжали жить в том же городе, в той же квартире. Папа просто стал ночевать в комнате для гостей, вот и все.

По крайней мере, это продолжалось несколько месяцев. Развод как раз пришелся на тот период, когда «Высшая лига бургеров» разрослась настолько, что родители уже были не в состоянии управлять ей самостоятельно. Варианта было два – продать часть акций или полностью посвятить себя франшизе. Папа долго медлил с принятием решения, потому что его сердце принадлежало самому первому нашему ресторану, но мама не колебалась ни секунды. Она любила свой бизнес целиком и без остатка, любила каждую его частицу и не хотела, чтобы он достался посторонним людям. Если папа не хочет брать бразды правления в свои руки, то это сделает она. В итоге мы переехали в Нью-Йорк и открыли здесь головной офис франшизы.

И хотя папа полностью поддержал эту идею, мне кажется, Пейдж тогда сложила два и два и пришла к выводу, что перемены в «Высшей лиге бургеров» и развод родителей связаны между собой, и стала винить во всем маму. Спустя некоторое время Пейдж решила переманить меня на свою сторону, но я не была уверена, что мне следовало поддержать ее. И в итоге она в одиночку противилась переменам.

Но, думаю, проблема была в том, что папу напугал темп роста нашего бизнеса, поэтому он решил отступить и заниматься только нашим самым первым рестораном, притворяясь, что мира за его пределами не существует.

Поэтому мне казалось, что было не совсем честно винить кого-то одного из родителей. Жизнь просто расставила все по своим местам, вернув родителей к их истокам, от которых их день за днем отрывала наша старая совместная жизнь. Мама всегда любила приключения, не упускала возможностей и задавала вопросы, когда ей что-то было любопытно. Папа же всегда прекрасно знал, кто он и где он, и вообще не любил перемен. Но «Высшая лига бургеров» больше не могла стоять на месте.

Как и мы. Мама просто попросила меня поехать с ней в Нью-Йорк, и я не могла ей отказать. Я всегда была ее маленькой копией, всегда ходила за ней по пятам. Она обставила переезд как приключение – возможно, это и было приключение, раз Пейдж в последний момент передумала и решила поехать с нами.

Вернемся к пирожным. Это произошло через несколько недель после нашего переезда, после самой первой ссоры между мамой и Пейдж, когда Пейдж стала обвинять маму чуть ли не во всех смертных грехах: что она никогда не любила папу, что она все разрушила, уничтожила нашу семью. Она кричала так громко – удивительно, что соседи никуда не пожаловались. Как только все закончилось, мама ушла на пробежку в парк, а Пейдж направилась в продуктовый магазин в конце улицы. Я же осталась одна в огромной незнакомой квартире, терзаемая мыслью, что мне надо принять чью-нибудь сторону, но чью именно – понятия не имела.

Как только Пейдж успокоилась, она попросила меня помочь ей приготовить пирожные, которые назвала «Мне очень жаль». Мы даже созвонились по «Скайпу» с папой, чье мнение о пирожных ограничивалось тем, что их корочка должна быть хрустящей. Мама приняла их с примирительной улыбкой, и мы съели их на ужин. Это было одно из самых приятных воспоминаний за тот год, о котором я не могу думать без чувства любви и сожаления. Мне больно вспоминать о том времени, но иногда я просто обязана это делать, иначе совсем забуду, как хорошо нам бывало вместе. Это воспоминание прямо как сами пирожные – немного горькое, немного сладкое.

Я прекрасно знаю, что пирожные не творят чудеса. Они не наладят отношения между мной и Джеком. Но это единственное, что я могу сделать.

– Они для… кое-кого из класса, – сказала я папе, едва не проболтавшись, что они для мальчика.

В замочной скважине повернулся ключ.

– Из класса? – переспросил папа. Я почувствовала облегчение в его голосе. Последнее, чего мы оба хотим, – это очередной семейный скандал. – Ну, и какую подростковую драму пирожные решат на этот раз?