Жан-Мари Леклезио - Африканец

Вот почему я так хорошо ощутил его нетерпение, огромное желание проникнуть в глубь страны и поскорее приступить к врачебным обязанностям. Из Виктории, находившейся у подножия Камерунских гор, путь его пролегал к высокогорному плато центральной части страны, где он должен был вступить в должность врача в городе Баменда. Там ему предстояло проработать первые несколько лет в полуразрушенной больнице ирландских монахинь, со стенами из высохшей грязи и с пальмовой крышей. Именно здесь он проведет самые счастливые годы своей жизни.

Жилище – Лесная Хижина, как он ее назвал, – было настоящим двухэтажным деревянным домом, правда, тоже с крышей из пальмовых листьев, которую отец немедленно и с большим тщанием взялся переделывать. Внизу, в долине, неподалеку от местных тюрем, раскинулась деревня хауса с глинобитными стенами и высокими воротами, сохранившимися со времен эмирата Адамавы. Чуть в стороне – еще одно поселение, рынок, дворец короля Баменды, местная резиденция окружного комиссара и официальных представителей метрополии (появившихся там только один раз по случаю награждения короля орденом). На одной из фотографий, сделанных отцом, не без юмора показано, как эти джентльмены, эмиссары британского правительства, в тропических шлемах, облаченные в плотные шорты, накрахмаленные рубашки и длинные шерстяные носки, наблюдают за шествием королевских стражей в набедренных повязках и меховых, украшенных перьями головных уборах, которые воинственно потрясают дротиками.

Именно в Баменду привез отец маму сразу после свадьбы, а Лесная Хижина стала их первым домом. Они обставили его мебелью – единственной, которую они когда-либо покупали и которая отныне будет повсюду их сопровождать: столы, вырезанные из стволов ироко, кресла, украшенные традиционными для Западного высокогорья фигурными изображениями леопардов, обезьян и антилоп. На фотографии отца их гостиная в Лесной Хижине выглядит вполне «колониальной»: над колпаком камина (зимой в Баменде холодно) подвешен большой щит, обтянутый кожей бегемота, с двумя скрещенными копьями. Скорее всего, щит достался отцу в наследство от предыдущего жильца, ибо это был вовсе не тот предмет, который мог представлять для него интерес. А вот резная мебель, та, напротив, перекочевала вместе с ним во Францию. Бо́льшую часть детства и подросткового возраста я провел среди этой мебели, частенько усаживаясь на эти табуреты для чтения словарей. Я играл со статуями из черного дерева, с бронзовыми настольными колокольчиками, а раковины каури использовал вместо фишек. Для меня все эти вещицы, резные фигурки и маски, висевшие по стенам, не представляли ничего экзотического. Они были принадлежавшей мне частью Африки, по-своему продлевая мою африканскую жизнь и отчасти объясняя ее. А еще раньше – до моей жизни – они могли бы рассказать о том времени, когда отец и мама жили там, в другом мире, в котором были счастливы. Как бы это поточнее выразиться? Одним словом, я был крайне изумлен и попросту возмущен, когда много лет спустя узнал, что подобные предметы покупали и выставляли люди, ничего не знавшие обо всем этом, для которых они ничего не значили, и даже хуже – для кого все эти маски, статуи и троны были не полными жизни вещами, а мертвой оболочкой, которую у нас часто именуют искусством.

До переезда в Бансо первые, самые нежные годы своей семейной жизни отец и мама проводили не только в Лесной Хижине, но и в странствиях по тропам Камерунского нагорья. Вместе с ними путешествовали работники: слуга Ньонг, Шиндефонди – переводчик и Филиппус – старший носильщик. Филиппус был большим маминым другом. Этот низкорослый человек, наделенный геркулесовской силой, был способен в одиночку сдвинуть ствол дерева, загромождавший дорогу, или носить тяжести, которые никто не мог даже приподнять. Мама рассказывала, что несколько раз он помогал ей перебираться через реку вброд, держа ее над водой на вытянутых руках.

Пускались в путь и неразлучные друзья отца, прирученные им сразу после приезда в Баменду: кони Джеймс и Пегас, оба с белыми «звездочками» во лбу, ласковые и капризные. И еще собака по кличке Шалун, довольно нескладная легавая, которая мчалась впереди всех по тропинкам и неизменно ложилась у ног отца, где бы тот ни остановился, даже когда однажды ему пришлось позировать для официальной фотографии в компании местных королей.

В марте 1932 года отец с матерью покинули резиденцию Лесная Хижина в Баменде и поселились в горах, в селении Бансо, где должна была открыться новая больница. Бансо находилось в самом конце «главной», латеритовой дороги, которая функционировала в любое время года. Иными словами, это место, расположенное на пороге края, считавшегося «диким», являлось последним населенным пунктом, на который еще распространялась британская власть. Отец будет там не только единственным врачом, но и единственным европейцем, что, кстати, не так уж сильно его огорчало.