Игорь Шестков - Дорогая буква Ю

Вытащил стрелы из тела «Святого Себастьяна» да Мессины. Хватит, достаточно настрадался парень.

Пощупал за грудь «Вирсавию» Рубенса.

Вырвал письмо из рук «Девушки, читающей письмо» Вермеера. И попытался его прочитать. Ничего не понял.

Не позволил палачу на центральной части «Алтаря Святой Екатерины» Кранаха вынуть из ножен меч.

Налетался всласть в чудных пространствах картин Белотто.

Осторожно подергал за волосы «Святую Агнессу» де Риберы. Как же она на меня посмотрела!

Погрозил пальцем грозному старику с кинжалом в руках работы Гольбейна Младшего.

Стащил раковинку и часы с натюрморта Питера Класа.

…

Гулял по залам Дрезденской галереи часов пять или шесть.

Обезумел от восхищения.

Встретился с высшей жизнью.

С высшей энергией.

И удивительным смирением перед судьбой. Согласием с волей Творца.

И удавшимся сотворчеством.

А от глаз Сикстинской мадонны просто не мог оторвать взгляд. Пялился, пялился. Влюбился в нее как в земную женщину.

…

Побрел в квартиру эдиковой матери недалеко от главного вокзала. В ужасном сером доме с аркой. В доме, несколько раз переболевшем оспой.

По дороге купил йогурты и ячменную лепешку размером с блюдо. В турецком киоске. Деньги надо было экономить.

В квартире было нестерпимо холодно. В большой комнате стояла угольная печь, но я не знал, как ей пользоваться.

В ванной комнате на стене висел газовый нагреватель. Включил его не без труда и напустил в ванну горячей воды. Разделся и лег. Как хорошо! Стал вспоминать увиденные картины. Заснул. И проснулся через три часа. В ледяной воде.

Выскочил, дрожа и умирая, вытерся, приготовил себе большую кружку растворимого кофе и выпил его, заедая остатками лепешки.

Нашел в шкафу ватные одеяла, завернулся в них и заснул на узкой деревенской кровати. Неужели Эдик привез ее сюда из своей кавказской деревни?

Мне снилась Сикстинская мадонна.

В стране горячих вагин.

Эдик взял меня с собой в Берлин. Высадил из своего форда у станции эс-бана Цоо и обещал забрать там же в шесть вечера.

Западный Берлин — вокруг Мемориальной церкви кайзера Вильгельма (обычно называемой Гедехтнискирхе) — еще не потерял тогда, в октябре 1990 года своей привлекательности для десятков тысяч туристов со всего света, львиную долю которых составляли все еще не насытившиеся «западом» бывшие гэдээровцы. Форменно притягивал к себе людей.

Рестораны, кафе, кинотеатры и театры, галереи и фешенебельные магазины от огромного торгового центра КаДеВе с одной стороны до самого конца шикарной улицы Курфюрстендамм (называемой просто Кудам) с другой были полны народа. По Кудаму еще разгуливали элегантно одетые мужчины и женщины. Попадались даже фраки и смокинги. Дорогие платья коктейль. Шляпки и шляпы.

В отелях не было свободных номеров.

Гуляющую публику развлекали самодеятельные музыканты, певцы, фокусники, гимнасты и танцоры, тут и там неизвестные художники малевали прямо на асфальте прекрасные картины, мастера-графики рисовали карандашом на бумаге реалистические портреты радостно позирующих прохожих. Был и один артист, строивший удивительно гадкие рожи. Натягивающий безразмерные губы на нос. Вокруг него толпилось куда больше народа, чем вокруг классической певицы, настырно и нудно тянувшей «Аве Марию».

Немыслимое количество небольших магазинчиков торговали дешевой электроникой, шмотками и сувенирами. Сувениры и шмотки меня мало интересовали, но всевозможные радио, магнитофоны, плееры и маленькие наручные телевизоры (была тогда такая мода) — тянули к себе неодолимо.

Неизменным успехом пользовались наперсточники, то и дело к туристам подходили обманщики с фальшивыми страховками и абонементами на журналы и газеты, цыганки просили что-то прочитать… что было прелюдией к гаданию и вымоганию денег. Карманники молча и жадно работали в человеческой массе.

Было недалеко от Гедехтнискирхе еще кое-что, что меня притягивало. И, пожалуй, даже сильнее, чем плееры и наручные телевизоры. Нечто…

О существовании этого нечто я во время своей советской жизни и не подозревал.

Это были сексшопы с кабинками для индивидуального просмотра порнографических видеофильмов.

Жена моя все еще жила в Москве. Я был ей верен. От онанизма отказался еще в юности. И считал это достижением.

Как же мы все наивны, высокопарны и глупы!

И с какой легкостью природа доказывает нам это…