Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2 - Последнее десятилетие глазами мистической богемы

— Что делаем, отдыхаем?

— Отдыхаем, гражданин начальник.

— Сюда-то как попали, зачем?

— Да вот решил по грибы сходить.

— Что ж непременно к нам? Сами-то откуда будете?

— Из Душанбе. Средняя Азия.

На офицера накатывает ступор. Такого, видимо, даже он не ожидал. Может, человек просто прикалывается? Проверили документы: точно — Душанбе.

— А в рюкзаке что? Небось карта?

— Есть такое дело.

— А ну покажь!

Карта Италии произвела на погранцов еще большее впечатление, чем душанбинская прописка. А Каландар и дальше под дурика косит — в принципе, единственная возможность в его ситуации избежать крупных неприятностей. Приехал, мол, в Питер к другу на свадьбу, решил по этому случаю грибов собрать, фирменный супчик приготовить. В пригородах — народу тьма, все срезано. Вот сюда и занесло. Сел на поезд, слез на станции поглуше, где явно грибники толпами не шастают. Ну и… Одним словом, парню выписали штраф за «непреднамеренное» нарушение приграничного режима и отправили обратно на станцию. Легко, нужно сказать, отделался. Видимо, сильно пробила зеленопогонников итальянская карта!

Вскоре в Амстердам уехал Олег, предварительно познакомив меня со своей старой приятельницей — бандершей центровых валютных проституток. У этих девочек скупать иностранную наличность оказалось намного проще, чем у случайных туристов или даже знакомых студентов, хотя и чуть дороже. Зато валюты было много. При необходимости я даже мог частично перепродавать ее студентам из третьего мира, постоянно мотавшимся в Европу за барахлом. Через них мне удалось к осени того же года познакомиться с Лизой — университетской профессоршей из колумбийской Боготы, проходившей стажировку в Ленинграде и согласившейся, мягко говоря, пойти мне навстречу.

Я снял для Лизы отдельную квартиру, а также оплачивал ее периодические поездки в Париж к любовнику. Латиносы — люди небогатые. Тот уровень жизни, который моя профессорша могла себе позволить в Питере, был по их меркам весьма нехилым. Единственное, что ее раздражало, так это неспособность советских обывателей адекватно оценить ее одежду и бижутерию.

— Боже мой, какая дичь! — возмущалась Лиза. — Вот я специально купила в Париже наручные часы, а тут никто даже не понимает, что это за фирма! Я уже не говорю про шубу и сапоги!

Еще Лизу раздражали немытые автомобили и столпотворение мятых людей на центральных улицах. То ли дело в Париже! Лиза, в отличие от подавляющего большинства латиноамериканских студентов и аспирантов, обучавшихся в СССР, попала сюда не по путевке компартии, а просто на халяву, по какому-то академическому обмену. Ее единственным мотивом приехать на год в Ленинград была относительная близость Западной Европы, столь труднодоступной для большинства латиноамериканской интеллигенции, включая академическую профессуру.

Кроме Лизы, среди всего контингента латиноамериканских учащихся были еще два некоммуниста: Хорхе — тоже университетский профессор, интеллектуал, и Карлос — искатель приключений и плейбой, для которого в Северной столице главный интерес представляли местные девушки. Они втроем формировали в латиноамериканском землячестве как бы буржуазный блок, ни с кем из других соплеменников не общаясь по соображениям классового противостояния. Мы взяли их в свою англосаксонскую тусовку, где они смогли немного расслабиться: ведь тут были совершенно другие игры…

Именно Карлос, знавший Татьяну через театральную студию, познакомил меня с Лизой, а Ирину — с Хорхе, который, как интеллигентный человек, сразу понял проблему и предложил конструктивное решение. За свою свободу Ирине пришлось расплатиться фамильной коллекцией старинных монет, в том числе золотых.

К весне 1986 года бульшая часть нашей компании достигла поставленной цели: нужные люди были найдены, документы оформлены, ходатайства о выезде поданы. Нашим культовым местом стал особняк загса на Петровской набережной и в еще большей степени — каменные маньчжурские львы у самой воды. У этих зверей неоднократно совершались водочные возлияния в знак освобождения от советской кармы. Даже чисто юридически мы теперь имели намного больше прав, чем обычный гражданин СССР. Например, при наличии иностранной супруги позволялось иметь при себе валюту, отовариваться в «Березке» и без проблем заходить в любые интуристовские гостиницы. Первое время было очень странно сидеть где-нибудь в валютнике «Европейской» и спокойно заказывать дринки по-русски, не кося под термолая или стейтса [161] Соответственно, финн и американец ( сленг ). …