Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2 - Последнее десятилетие глазами мистической богемы

Если вспомнить, что доарийская цивилизация в долине Инда была в определенной степени родственна эламской, а сам Древний Элам имел тесные контакты с Междуречьем, то нельзя исключить исторической связи джайнской традиции с культами Шумера и Аккада. Кстати, шумеро-аккадские глиняные печати, чем-то напоминающие хараппские, до сих пор находят далеко за пределами собственно Месопотамии, вплоть до Индии и Средней Азии, а неолитическое поселение Мергарх на территории пакистанской провинции Белуджистан, тремястами километрами севернее Мохенджо-Даро, не уступает по возрасту еще дошумерским Чатал-Гуюку в Анатолии и Иерихону в Палестине.

Путешествуя по Средней Азии, я установил контакт с носителями еще одной интересной и крайне загадочной традиции — памирского исмаилизма. Эта форма исмаилизма существенно отличается в своих практиках от средневекового египетского оригинала как одной из радикальных форм шиизма. Памирская религия базируется на так называемом народном огнепоклонничестве, представляющем собой локальный пережиток древней религии света, некогда распространявшейся от самых дальних островов Атлантики до Крыши мира (Памира) в центре Евразии. Мифология памирского исмаилизма восходит к общему авестийско-ведийскому корню: мир здесь понимается как расчлененное тело великана Пуруши (эддический Имир). Зато учение о первоэлементах, как и вся метафизика в целом, чисто греческие.

Исмаилитские пиры (аналог шиитских шейхов и гималайских гуру) вплоть до середины ХХ столетия пользовались при обучении духовных наследников средневековыми персидскими переводами древнегреческих философов, в том числе Платона и Аристотеля. С точки зрения своей исторической генетики, памирская культура является своеобразной формой типично эллинистического синтеза автохтонных традиций с греческой образованностью. Это при том, что сами памирцы считают себя потомками воинов Александра Македонского, действительно гулявших более двух тысячелетий назад по Крыше мира. Их помнят здесь до сих пор — как древних асов божественного царя, давших начало героическому племени горных эллинов.

В Крестах обитала группа таких эллинов из афганского Бадахшана, тоже населенного памирцами. Они учились в Москве на политпропагандистов тогдашнего промосковского кабульского режима. Надо признать, памирцам действительно присуща глубокая симпатия к коммунистической идее. Даже сегодня, после падения коммунизма не только в Афганистане, но и в Таджикистане, и даже в самой Москве, на Памире сохраняются первичные партийные, комсомольские и пионерские организации, дети выходят в красных галстуках на линейки и салютуют кумачовому знамени грядущего коммунистического эона. А вот торговать у памирцев считается западало, все коммерсанты в Хороге — пришлые из долин.

Во времена коммунистического промосковского правления исмаилиты поддерживали дружественный в отношении Кабула нейтралитет, многие из них открыто переходили на сторону революции. Мне было трудно понять, как могли люди, принадлежащие к столь уникальной культурной и мистической традиции, соблазниться банальными россказнями про атеистическую научность и преимущества социализма. Но для афганцев, никогда ничего не видевших в жизни, кроме глиняных мазанок, эти преимущества были крайне заманчивы.

— Э-э-э, послушай, — успокаивали они своих русских подруг, не очень вдохновленных перспективами грядущей кабульской жизни в качестве жен местных партийных начальников, — в Кабуле уже сейчас пиво на улицах продают, как в Москве, а через пару лет вообще все будет нормально!..

Наверное, исторически больше повезло русским женам кубинских начальников. Их мужья по крайней мере до сих пор у власти. В тех же Крестах мы познакомились с Раулем и Ринальдо. Оба они готовились в политпропагандисты с перспективой карьерного роста в рамках партийно-административного аппарата первого в Новом Свете социалистического государства. Ринальдо активно интересовался боевыми искусствами, прежде всего школой змеи в кунфу. Он был крайне пластичным, этот потомок островных автохтонов, смешавшихся с завезенными африканскими рабами. Кунфу его обучал какой-то вьетнамский студент — тайный мастер с многовековой фамильной традицией. После завершения учебы в Москве Ринальдо должен был по распределению отправиться парторгом в родные места — маленький поселок на самой крайней западной оконечности острова — и очень радовался грядущей свободе: вилла на берегу океана, молодая жена, служебная машина, связи в ЦК и главное — возможность на фоне всех этих благ беспроблемно совершенствоваться в боевых искусствах хоть до посинения!