Милош Крно - Утренний ветер

— По тебе этого не видно.

— Человек должен преодолевать естественные слабости.

— Ты не боишься, что можешь погибнуть?

— Зачем я себя буду этим мучить, Володя!

— Рискуешь ты жизнью, Олег. А скажи, ради чего ты живешь?

Владо слышит его голос, как будто бы он записан на граммофонной пластинке:

— Ради чего, Володя? Ради будущего. В первую очередь ради будущего. В Сибири у меня растет дочка, скоро ей будет три года. Ну вот, хотя бы ради нее, ради ее счастья…

В коридоре выругался Марош и крикнул:

— Стреляю!

Выстрел чуть не оглушил Владо и вернул его снова на землю, в подвал сожженного домика лесника под Салатином. Он смотрит на белую полоску перед щелью, руки выражают волнение, как и глаза, последняя волна страха проходит.

Ради будущего, сказал Олег, он живет ради будущего. Возможно, он и прав. Будущее не кончается смертью человека. Здесь живут его близкие, они будут произносить его имя. Владо вспоминает ульи в саду, гордость и любимое занятие отца. Они долго смотрели с Елой на леток. Пчелы спокойно жужжали в напоенном солнцем воздухе, золотые от пыльцы и утверждающие мир даже под тенью бомбардировщиков.

Удивительно, сколько они летают. Каждой, казалось, хватило бы двух-трех цветков, а они облетят тысячи, собирая пыльцу и нектар для будущего поколения и не задумываясь о том, что улей будет шуметь и тогда, когда молодые пчелы выкинут их, старых, окоченевших, из улья. Рабочие пчелы живут недели, а матка — годы, но без них потомство было бы невозможным.

Люди, которым Владо хотел помочь, может быть, о нем и не вспомнят. Но и без этого им овладевает гордое сознание того, что он является каплей в бурной реке, которая нарушила позорную тишину. Люди за нее не ответчики, они верили сладким словам о боге и о народе. Кто-то должен был крикнуть: не спите, гром и молния! Откройте глаза, воспротивьтесь! Вас ведут в пропасть! Да, кто-то должен был это крикнуть, кто-то, кто сконцентрировал в себе мудрость тысячи умов, кто определил время партизанских костров столь же безошибочно, как пчелы определяют время роения.

Владо кажется, что на него смотрит весь мир, что кто-то фиксирует все его движения и мысли, что его дыхание врывается в дыхание истории. Он слышит возгласы: «Слава героям!» Мурашки бегут у него по спине, а в висках стучит кровь. Это страшное и дурманящее чувство: человек теряет земное притяжение, он витает, как во сне. «Слава героям!»

Человек — это не только собственная шкура и не только клубок нервов. Владо чувствует, как сердце его бьется сильнее, как напряжение растет. Выдержит ли он перед столькими взглядами?

Фанатик, ухмыльнутся коллеги, такие известны еще со времен средневековья. Надо пользоваться жизнью, а мир — он неблагодарный. Это их девиз. Они спасают свою шкуру любой ценой, они даже роют окопы против Владо. Жалкие трусы! Их жизнь лишена цели и смысла.

Совсем другой Марош, с которым связала его судьба. Он стоит здесь потому, что хотел защитить жизнь других, в том числе и тех, кто стремится только наслаждаться жизнью. Может быть, его, Владо, убьют, а Марош останется жив. Может быть, фашисты промахнутся, и Марош сумеет уйти в лес, ведь он все же солдат. Если он останется в живых, то наведет порядок, будет строить новый мир. Человек он разумный и не поддастся влияниям. Но останется ли он жив? А если нет? Если они оба погибнут и никто о них ничего не узнает? Да, и Марош, пожалуй, не спасется.

Владо готов насмерть защищать этот цементный подвал, эти стены, бук за речкой и ели. Он горд тем, что не позволил немецким солдатам выманить с помощью телефона остальных партизан.

Его разрывает желание крикнуть фашистам что-либо оскорбительное, бросить им в лицо какую-нибудь грубость: «Эй, вы, висельники, кровавая падаль со свастикой!» Но разве они ответят? Это же не люди, а убивающие механизмы. Зайцев не стал бы на них орать, да и Олег тоже. Он думал бы о дочке, а за него говорил бы пулемет. Владо тоже должен подавить в себе все слабости, как и Олег.

Владо видит глаза Елы. Видит их, как в тот зимний новогодний вечер, когда она вышла из комнаты. Их уже разделяли стены, но глаза ее все еще стояли перед ним. После нее остался запах одеколона и заколка для волос. Он поднял ее с дивана, погладил пальцем и снова увидел глаза Елы. Были они спокойные, улыбающиеся и удивительно реальные. Ему хотелось поцеловать их, но видение расплылось…

Глаза Елы, теплые, зеленоватые, смотрят на него. Она гордится им. Владо представляет, как альпийские стрелки начнут атаку блиндажа. Взрываются гранаты, свистят пули, огнеметы поджигают землю. Сотрясаются стены, но Владо не сдается. Он отвечает на каждый выстрел выстрелом. Ему представляется, что звонит телефон. Комиссар отряда подбадривает: «Держись, ты — коммунист!»