Натан Энгландер - Кадиш.com

Шули выходит из дома, когда все еще спят. По дороге в школу попадает под дождь и успевает промокнуть до нитки.

Когда Гавриэль, как и было велено, входит в компьютерный класс, он обнаруживает, что на спинках стульев развешена одежда учителя. На одном стуле — галстук. На другом — пиджак. Шули даже рубашку снял. Учитель стоит босиком в одних брюках — сушит их, не снимая; отсыревшие цицит прилипли к груди.

Гавриэль хлопает глазами, но ничего не говорит — садится за компьютер, открывает свою почту. И обнаруживает, что его дожидаются не одно письмо, а два.

Шули так взволнован, что не может прочесть письма сам и просит Гавриэля рассказать, что там.

В первом письме — ответе на обманную заявку Гавриэля — ему выражают соболезнования в связи с утратой и подтверждают, что сразу после поступления платежа один из них сможет безотлагательно приступить к чтению молитвы, но, к сожалению, принять чек физического лица они не могут. Второй — автоматическое напоминание, извещающее Гавриэля, что данные его кредитной карты пока не поступили. Оба письма за подписью «Команда сайта kaddish.com».

— Итак, ну? — говорит Шули, ожидая, пока Гавриэль займется делом.

— Мне типа нужно, чтобы с этой частью помог Эйтан.

— Никакой помощи, — говорит Шули. — Только ты и я. Иди узнай, что надо делать, умница. Если понадобится, вызови его с молитвы, чтобы он тебя научил.

— С молитвы? — Даже проказник Гавриэль ушам своим не верит.

— Пикуах нефеш [71] Пикуах нефеш — принцип в еврейском законе, гласящий, что спасение жизни человека важнее любых других религиозных мотивов поступка. , — говорит рав Шули. — Ради спасения жизни все дозволено.

И не уточняет что жизнь, висящая сейчас на волоске, — его собственная.

Гавриэль убегает, а его учитель остается вышагивать из угла в угол.

Мальчик возвращается с тетрадкой и, заглядывая в нее, берется за работу по инструкциям, составленным Эйтаном.

Пока Гавриэль докапывается до физического адреса, рав Шули ходит взад-вперед между окном, выходящим в коридор, — каждый раз нервозно выглядывая из него — и окном, выходящим на улицу; на виде из второго окна в итоге сосредотачивается. Смотрит не вниз, не на игровую площадку, — нет, он обращает взор на восток, в сторону Иерусалима, туда, куда обращено его лицо на молитве. Впервые войдя в этот убогий класс и отыскав путь для возвращения в сеть, Шули возгордился, уверившись, что Тора содержит все познания. Теперь же, дожидаясь, пока Гавриэль установит, в какой точке планеты находится скрытая ешива, Шули вынужден признать, что внутри этой ужасной машины таится всеведение иного сорта. Отравляющее, заражающее инертностью оцепенелое всеведение.

Чтобы найти ключ к тайнам Торы, нужна дисциплинированность. Нужно трудиться и думать. Но это? Достаточно знать, как задать вопрос, и все познания сами падают в ленивые руки.

Поглядывая на Гавриэля, Шули вспоминает себя в его возрасте, вспоминает, какие мысли приходили ему на ум. Как сидел на крыльце и смотрел на снующих мимо соседей. Шули размышлял, что значит для Бога знать, где находится в каждый конкретный момент каждая живая душа, отслеживать, чем все эти существа заняты и что они едят, каждый их поступок и порыв. Он подсчитывал, сколько человек знает по имени, пытался удержать в голове их всех сразу, и, когда от натуги голова начинала раскалываться, Шули мысленно множил их количество и снова множил, пока их не набиралось столько, сколько всего человек на Земле. А потом гадал, каково было бы знать про похождения всех этих существ одновременно, а вдобавок обо всем, что они натворили в прошлом, и всем, что они запланировали на будущее, и немедленно заносить все в таблицу в уме, в уникальном, Богоподобном уме.

А здесь, в этих машинах, скрупулезно-точные познания собраны, чтобы ими пользовались по своему усмотрению рекламные агентства и правительство, те, у кого намерения добрые, и те, у кого намерения дурные. И все это под рукой: твои желания и мечты, твои прегрешения и тайны, — и потому Гавриэль, тюкая по клавишам, может установить, в какой конкретной точке на другом конце света сидит сейчас кто-то смиренный, таящийся от людей, ничуть не желающий, чтобы его отыскали. Но интернет это знает, и у интернета нет моральных устоев, он не рвется предотвращать огласку того, что предназначалось только для Творца. Здесь все знания только и дожидаются, пока ребенок выловит их из воздуха.

От этой мысли у Шули, совсем как тогда, на крыльце, начинается головная боль. И потому он проделывает то же самое, что тогда. Жмурится и, вдавливая ладони в щеки, нажимает пальцами на веки — все сильнее, пока тьма не выстреливает бурными струями разноцветных пятен, словно бороздишь космос. И перестает нажимать, только увидев похожие на салют красивые проблески света.