Натан Энгландер - Кадиш.com

— О, муж мой! — вздыхает Мири, сдаваясь.

— Отведи детей домой, — говорит он, уже шагая в сторону школы.

— А что я скажу всем?

— Что я болен. Что мне стало дурно. Скажи им, что это несварение мозгов. Легкая изжога души.

Шули торопится сквозь тьму, что-то бормоча под нос, следуя за ритмом своих мыслей… Кидуш, кадиш, кадош, кадеша. Крутит в своей черепушке неоднозначный корень слова, наблюдая, как из святого он оборачивается богохульным.

И все-таки это почти облегчение — узнать правду о том, что твое искупление грехов было подложным, дознаться (и через кого — через Гавриэля!), что Шули жил призрачной жизнью и его духовное существование было облаком пара, которое можно проткнуть пальцем.

Все эти годы учительства и просветительства, нее эти усилия, потраченные на тшуву, и что же — как будто двадцать лет копил деньги, а потом обнаружил, что вносил их на чужой банковский счет. Кадиш — в том единственном смысле, которым дорожит Шули, та самая искра, которая разожгла в Шули огонь его второго, духовного рождения — остается собственностью Хеми. Где-то он бродит, законный сын покойного отца Шули?

Спеша в сторону ешивы, Шули рассеянно переходит на красный свет. В него чуть не врезается скейтбордист, спрыгивает со скейта, доска с грохотом несется дальше. Парень каким-то образом приземляется на обе ноги, замирает.

Шули поднимает скейт с асфальта: красивая вещь. Идеально подходит парню, чья одежда, совсем как у Шули, образует ансамбль в едином стиле — от бейсболки до кроссовок. В глазах скейтбордиста Шули видит, как выглядит со стороны: длинная борода, черная шляпа, щегольская шелковая бекише [60] Длинный черный кафтан, традиционная одежда хасидов. , которую он надевает на свадьбы. Как легко обмануть людей своей внешностью, даже если положенная внутренняя работа осталась невыполненной.

— Хорошая доска, — говорит Шули, возвращая скейт владельцу.

— Спасибо, — говорит тот, уносясь прочь. У Шули мелькает мысль: может, окликнуть парня, одолжить у него на минутку смартфон?

Такого соблазна, как подключенный к интернету мобильник, Шули не дозволяет ни себе, ни членам семьи. В их доме нет вай-фая. Ни одного ноутбука, ни одного стационарного компьютера. Пока дети малы, такие врата искушений небезопасны и становятся даже опаснее, когда дети подрастают, — вот почему сейчас Шули спешит к себе в школу, в компьютерный класс.

Стоит только подумать об интернете — и тут же всплывает картинка, которую Шули вопреки своей воле воображал невесть сколько раз. Перед его мысленным взором возникает из тьмы несчастная женщина со стеклянным фаллоимитатором.

Отец остерегал Шули от татуировок, потому что они неизгладимы, но это… это даже хуже. Преследует неотвязно. «Фаллоимитатор!» — думает Шули. То, что он до сих пор знает это слово, — мука мученическая. Он ускоряет шаг, словно пытаясь убежать от воспоминания.

Сначала, до компьютерного класса, рав Шули бежит в учительскую, к пробковой доске, которую когда-то сам повесил над общим столом. К ней прикреплены булавками афиши, расписания уроков — новые поверх старых. На почетном месте — фотографии бывших учеников в различные моменты, отмечающие вехами их судьбы, а также, слава Богу, лица детей этих учеников — некоторые скоро тоже придут учиться к Шули. Под всеми этими слоями — то, что он прикрепил к этой доске первым делом, когда она была пуста, — фотография склоненного над книгой Хеми.

Рав Шули стоит перед доской, в лунном свете — сером, еле проникающем в унылое немытое окно, — стоит и обнаруживает, что Бог дал ему ясность мыслей и подсказал, как загладить проступок. Снимает доску с крючка на стене, кладет на стол. Принимается выдергивать булавки и отшвыривать бумажки. Все равно что очищать луковицу времени, от настоящего — к прошлому. Слой за слоем, год за годом.

Рав Шули сидит в компьютерном классе перед монитором космической эры и ищет, к чему тот подключен. Никак не может найти кабель, который соединял бы монитор с системным блоком, — да и, кстати говоря, сам системный блок. Вдобавок — ну надо же! — мышь и клавиатура лежат без привязи, ни к чему не подсоединенные.

Очень нескоро до рава Шули доходит, что компьютер со всеми его внутренностями встроен в этот тонкий экран. Всю машину втиснули в обтекаемый плоский корпус.

Потыкав наугад, рав Шули догадывается, какой кнопкой включается эта треклятая штуковина. Ощущает легкий прилив гордости, когда, разобравшись в назначении иконок, попадает во Всемирную паутину. Столько лет не соприкасался с этой чепухой и все же сумел смекнуть, что к чему.