Евгений Алёхин - Ядерная весна [сборник litres]

Заполняя акт, я вписал свой номер телефона, хотя никогда его не оставляю. Обычно со всеми вопросами и жалобами звонят на фирму. Но на этот раз я оставил свой номер как замануху. Переоценил себя.

– Гарантия год. Если с дверьми что-то случится, можете звонить мне напрямую.

Звонка не случилось.

Я решил выйти на станции «Ленинский проспект». Второй раз попадаться ментам не хотелось – раз уж на «Ветеранов» у них такое логово. А насчет «Ленинского» – отчего-то решил, что там их будет меньше.

Народу было совсем немного – сегодня управился до вечернего часа пик, – я пошел к выходу. Один белобрысый мент стоял как раз возле будки – оглядывая и входящих, и выходящих. Он стоял ко мне спиной, и я уже думал, что он плевать на меня хотел, как он вдруг вытащил назад металлоискатель и рванул на меня, типа хочет отбить сложный мяч в большом теннисе.

– Что такое? – спросил я.

– Ваши документы, – сказал белобрысый мент как-то радостно.

Я решил, что радовался он, как провернул такую шутку: я думал, что ухожу, мяч улетает за поле, а он делает умелое движение ракеткой – и я в тюрьме.

– Я не взял сегодня паспорт, – сказал я, выделяя каждое слово.

Он весело мотнул головой в сторону соответствующей двери.

– Подождите, – сказал я, подчеркивая усталость и досаду, – меня уже обыскивали сегодня на «Ветеранов». Я еду с работы. У меня только инструмент.

– Кто обыскивал? – спросил он.

– Такой смуглый, черноволосый м… страж, – я чуть не сказал «мент» или даже «мусор», возможно, это было бы тактической ошибкой. Никогда не думал, как они называют друг друга сами.

Он остановился. Я чуть расстегнул замок сумки:

– Вот, там инструмент. Я с работы еду.

Мы смотрели друг на друга с белобрысым ментом. Мы разговаривали глазами, и я выкидывал в полотно беззвучной реальности сверхскоростной монолог.

Знаешь, почему я не взял документы сегодня? Ты еще молодой, и, хоть ты мент, но тебе нужно это понять. Знаешь, почему я так и не вытащил эти субботние трусы из штанины? Думаешь, мне это сложно? И если тебе не дано понять, я все равно скажу почему. Потому что я работаю, месяц за месяцем я работаю и вроде бы что-то зарабатываю, раздаю старые долги, живу какое-то время в Санкт-Петербурге. Но я даже не вижу этого города. Я вижу метро, тебя, вижу путь на работу и с работы, душ и завтрак. Романы, которые со мной случились, как будто мне приснились. Друзья, с которыми я раньше жаждал быть вместе, тоже стали воспоминаниями о далеком сне. Я слишком одинок, и сегодня понедельник. А это еще пять рабочих дней, точно таких же дурацких дней. Конечно, все квартиры разные, и все люди разные, и все заказы разные. Но вся их разность только доказывает, какие они все одинаковые, и я одинок. Хочу путешествовать, да, я хочу путешествий, но не из города в город, чтобы работать, а из страны в страну, чтобы отдыхать. Да что я тебе объясняю? Давай, забери меня, закрой в тюрьму, что это такое, я подозрительный тип, сто процентов преступник, с субботними трусами в штанине и без паспорта, наверняка полная сумка взрывчатки. Зачем-то сочинил, что я иду с работы и несу инструмент, а на деле просто хочу взорвать наше близкое к идеальному общество. Мне место за решеткой или в гробу!

– Ладно, иди, – сказал белобрысый мент.

Я моргнул и как-то неуверенно стал разворачиваться.

– Иди давай, – повторил он властно и благостно.

Он был младше меня и вот обратился на «ты», это фамильярное похлопывание, эта излишняя близость. Но, может, он уловил хотя бы часть моего внутреннего монолога, и тогда у нас с ним наступило полное «ты», взаимопонимание и дружба. И сейчас он скинет свою идиотскую фуражку, запульнет вдаль металлодетектор и в эту же секунду начнет жить.

В Екатеринбурге я выступил перед публикой с маленьким скетчем про букет Алехина. В репе у нас есть такой термин, объяснил я. Им мы называем эффект, когда ты становишься неуязвимым к венерическим болезням, после того, как счетчик ебли наживую перевалил за полтос. Ты впитал уже в себя столько слизи, столько бактерий стали родными, и это работает как прививка. Но это не все – ты еще и можешь прививать юных девчонок. В этом наша санитарная работа, это наша вечная гастроль, а может быть, ради этого вообще изобрели реп.

Потом мы начали петь реп, кричать и прыгать. Закончили и стали подписывать книги и билеты. Потом я свалился в ночь со своей старой знакомой, слушательницей со стажем и профессией. Моя двадцатичетырехлетняя любовница, мы пили то в одном месте, то в другом, сначала усыпляли мозг пивом, потом будили туловище текилой. Она привела меня в караоке-бар, где надо было платить за вход, и там роскошным грудным голосом пела древние американские шлягеры, а я спел песню певицы Светы.