Чжан Юэжань - Кокон [litres]

В больнице началось долгое расследование, даже полицейские приходили. Главный вопрос состоял в том, как злоумышленнику удалось переправить дедушку за территорию больницы. В больницу можно попасть только через главный и запасной входы, но уже в девять часов вечера они были закрыты на ключ, и охранники утверждали, что ничего подозрительного не заметили. Правда, еще из здания можно выйти через морг, но там тоже было закрыто. Всех сотрудников, имевших ключи, опросили, но безрезультатно. По одной из версий, преступник просто перелез через ограду – с северной стороны больничная стена довольно низкая. Но даже если у него нашелся сообщник среди персонала, без лестницы им было не обойтись, однако на земле у ограды никаких следов не обнаружили. Конечно же, полицейские сосредоточились на поисках Ван Лухань, главной подозреваемой. Однако последним следом, который оставила Ван Лухань, оказалась подпись на свидетельстве о смерти ее мужа, Ли Муюаня, сделанная в 1993 году. Поиски ни к чему не привели, дело не двигалось с места, и в конце концов его пришлось закрыть.

Мой дедушка стал настоящей легендой – он оказался жертвой сразу двух удивительных преступлений, ни одно из которых не удалось раскрыть. И заодно побил новый рекорд – среди пропавших без вести в нашем городе до сих пор ни разу не числился человек в вегетативном состоянии; думаю, этот рекорд еще долго будет оставаться за ним. Бабушка загодя купила ему место на кладбище, но сама уже много лет как умерла, а дедушкино место до сих пор пустует. Труп так и не нашли, поэтому приходится считать его живым. Если дедушка действительно до сих пор жив, он будет чемпионом по долгожительству среди вегетативных больных во всем мире.

Бабушке снова выплатили компенсацию, потом она еще долго жаловалась, что мало попросила. Раньше она постоянно ворчала, что дедушка зажился, повторяла, что ей все равно, на том он свете или на этом. Но теперь поняла, что разница все-таки есть. Пока он лежал в палате, его можно было увидеть и пощупать, больница волей-неволей несла ответственность перед нашей семьей. А сейчас дедушка пропал, и в спорах с больничным начальством бабушка чувствовала себя уже не так уверенно. А скоро и начальство сменилось, новые руководители приехали из других городов и про моего дедушку никогда даже не слышали. Так и закрылась его страница. Вспоминая об этом, бабушка принималась бранить больницу, но чаще проклятия летели в адрес нового врага – Ван Лухань. Бабушка много лет не дарила свою ненависть одному-единственному человеку и теперь была во власти боевого куража. Обещала, что перевернет Цзинань вверх дном, но эту мерзавку отыщет и доставит дедушку назад. В полиции считали маловероятным, что Ван Лухань уехала из Цзинаня, – они проверяли все машины на выезде из города. Бабушка купила карту, разделила ее на секторы и начала прочесывать город улица за улицей. Первым делом отправлялась в жилкомитет – заходила туда и справлялась, какие квартиры в округе сдаются в аренду и заселялись ли в последнее время новые жильцы. Круг поисков постепенно сужался, в конце она намечала несколько подозрительных квартир и поджидала жильцов у подъезда либо отправляла почтальона постучать в дверь. В поисках бабушка провела несколько месяцев, но так никого и не нашла. Ко всему прочему, на улицах, которые она недавно обыскала, успели снести все старые дома и построить новые, многие квартиры там сдавались. В том году Цзинань представлял собой одну большую стройку, и бабушке было явно за ним не угнаться. А в начале июля случился сильный ливень, низинные районы в северной части города затопило, погибло много людей. В тот день бабушка как раз собиралась отправиться туда на поиски, но утром решила остаться дома, сославшись на больные ноги, и лень спасла бабушке жизнь. После при одной мысли о наводнении ее охватывал страх, и пару недель она вообще не выходила на улицу. Погода давно наладилась, но бабушка уже забросила поиски. Только скрежетала зубами: мерзавка Ван Лухань, рано или поздно я до тебя доберусь.

После исчезновения Ван Лухань я больше не появлялся ни в триста семнадцатой палате, ни в больнице. Я вообще никуда не ходил, бывал только в школе и дома. Видеть никого не хотелось. Бабушка с тетей окружили меня заботой – наверное, выглядел я и правда пугающе. Тетя то и дело предлагала сходить куда-нибудь погулять, но я отказывался. Потом она придумала, как меня порадовать, – передвинула сундуки в бабушкиной комнате и перенесла туда свои вещи. Но я привык спать на верхней полке и чувствовал себя спокойнее, когда потолок был на расстоянии вытянутой руки. Тогда я впервые помастурбировал. Было уже лето, давление стояло низкое, жаркий воздух стелился по комнате, я вытер сперму с ладони и крепко уснул. Когда открыл глаза, сон еще не успел растаять, я как будто стоял на террасе, ветер полоскал длинный ряд простыней, и они напоминали паруса отплывающих кораблей. Может, дело было в ярком солнце, но их белизна слепила. Я сел на край кровати, глаза до сих пор болели, из уголков выкатилось несколько слезинок.