Николай Шмелев - Ночные голоса

— А муж твой — он что, тоже был из таких?

— Нет, не из таких… Вернее, из таких и не из таких… Там ведь тоже не обязательно так, чтоб все как один воры… Нет, он солист, играет в одном из наших симфонических оркестров. На флейте и на кларнете… Теперь и пластинки с ним стали выпускать… Он был неплохой человек, по-своему добрый. И меня он любил, особенно вначале… И к маме он тоже неплохо относился. Она ведь года два с нами прожила, пока не умерла. А она с причудами была человек, сам понимаешь, такое, что с ней было, даром не проходит. Ни для кого… Но уж очень он слабый был. Тряпка. Никогда не подумаешь: рост метр восемьдесят пять, львиная грива по плечам, голос низкий, глухой… Детей у нас не было… Вернее, у меня не было. Ну, ты знаешь, это все еще с тех времен… Лет восемь мы с ним прожили… Попивал, правда. Сильно, попивал… Дым, деньги, поездки… Друзья…

— Ну, это-то… Это-то вроде бы не такой уж великий грех… По нынешним-то временам… Кто теперь не пьет? Пойди-ка такого поищи…

— Да нет… Не в этом было дело, Саша… Не в этом… В другом… Другое в конце концов выяснилось… Ребенок, как оказалось, у него был. Девочка. И знаешь, сколько лет ей тогда уже было? Шесть!.. Все тебе понятно, ничего не надо объяснять?.. Какая-то массажистка из сауны, из бассейна «Москва»… Тоже, между прочим, местечко… Вот где, Саша, дно! О, какое дно… А, да зачем тебе все это знать! Не знаешь — и не знай. Дольше проживешь… Оказалось, там, у этой женщины, у него и был дом, там у него и было все… А я, наверное, была так, для престижу… В люди со мной сходить… Ну… Ну, вот и все… А потом… А потом я собрала кое-какое барахло и переехала сюда, к тетке, она еще тогда была жива… Поступила работать в библиотеку: сначала в фонды, потом перевели в библиографы… Так мне, Саша, было тогда тошно! Так тошно… Если б ты только знал… Что-то сломалось во мне тогда. Внутри… Никого я не осуждаю, никого не кляну, я только не хочу ничего больше — вот и все… Что? Когда это было? Да не так давно. Года два назад… Да, два года назад. Год уже прошел, как тетка умерла…

— И все… И все эти два года ты была одна?

— Одна… Не удивляйся, в этом нет ничего удивительного. Устала, наверное. Слишком много всего было… Силенок не хватило, надо было передохнуть… Понимаешь, я просто впала в какой-то анабиоз: встаю — во сне, на работу иду — во сне, вечером книжки какие-нибудь читаю — тоже во сне, ничего потом не помню, что читала, о чем… И людей вокруг я не видела: кто они, какое они имеют отношение ко мне… Смотрю на человека и не вижу: кто он такой, зачем, что он такое говорит… Вроде бы это он ко мне обращается, а может быть, и не ко мне… Иди-ка ты, дядя, лучше с Богом, оставь меня в покое, все равно я ничего не пойму… Поверишь, даже о тряпках забыла — и это тоже как-то исчезло из головы… Донашиваю то, что тогда на мне было, благо было-то достаточно. За пару лет, во всяком, случае, не сносить… С туфлями вот только плохо, надо бы заняться этим… Нет, нехорошо, с этим надо кончать. Когда на тряпки наплевать — это уж совсем нехорошо. Для женщины это начало конца… А я, Саша, совсем сдаваться не собираюсь, я еще поборюсь…

— А может, хорошие мои… А может быть, зря? Может быть, хватит бороться? Может, пора начинать жить?

— Жить?.. Ты не думай, Саша, я совсем не такая дура, как иногда кажусь. Я многое понимаю. Понимаю и то, что ты сейчас говоришь… Да, сейчас, сию минуту я не борюсь. Я живу… И ничего мне больше не надо… И так будет до тех пор, пока ты со мной… Но ведь должно же что-нибудь быть и потом?

— Ну… И что, по-твоему… И что, по-твоему, будет потом?

— Потом?.. Ясно, что будет потом… Наступит момент, когда тебе придется выбирать… И, наверное, скоро… Тебя я знаю. Знаю, наверное, лучше, чем кто бы то ни было… И выбор твой я тоже знаю…

— Знаешь? Даже если я сам не знаю его?

— Знаю, Саша… Знаю… Ну что ж, не вены же себе вскрывать… Тем более что я и права никакого на это не имею… Судьба мне ни за что ни про что преподнесла подарок… О котором я и думать не смела… Спасибо ей, я отлежалась, отогрелась, в себя пришла… И я теперь — опять я… Ты за меня не бойся, я не пропаду… Квалификация по жизни, слава Богу, есть. И хватка тоже имеется… Найду себе какого-нибудь мужика лет под пятьдесят… Которому, как и мне, тоже уже ничего, кроме покоя, не надо… Желательно не дурака и не бедного… Буду ему неплохая жена… Буду жить, про тебя вспоминать…

Верил ли он тогда в эти ее предсказания? Нет, не верил. По-честному, не верил. Более того, для себя он уже тогда, той же зимой, решил, что, вероятнее всего, они теперь больше не расстанутся: надо только сделать это все постепенно, без резких шагов, с минимумом боли для всех, надо только потерпеть, подождать, пока все станет ясно и все отсохнет само собой. И какое-то время развитие событий, казалось бы, только подтверждало это его убеждение. Постепенно стали образовываться дни или вечера, когда, вместо того чтобы идти в библиотеку, он приходил к ней, просил ее заварить кофе и работал допоздна, в тишине, не поднимая головы, — ни сама комната, ни Леля не мешали ему, даже наоборот, как он вскоре заметил, здесь у него работать получалось много лучше, чем где-либо еще… Она очень радовалась таким его приходам: он даже подозревал, что им она порой радовалась больше, чем тем, иным вечерам, когда, что называется, с порога и до самого его ухода они не зажигали свет. Он работал, курил, она сидела у него за спиной на диване, что-то читала, иногда они перебрасывались словечком-другим о том о сем…