Николай Шмелев: Ночные голоса

Как утверждает мой друг и отчасти ученик, довольно известный в наших профессиональных кругах экономист В. В. Попов, все, что сегодня происходит в Америке или с Америкой, это через двадцать-тридцать лет (а то и раньше) будет происходить и со всем остальным миром. И всегда, доказывает он, так и было: и в политике, и в экономике, и в науке, и в культуре, и вообще в образе жизни — во всем. Что ж! Очень может быть, что он и прав. Но… Но вот тут-то и лежит, пожалуй, объяснение, почему я — человек, во многом на собственной шкуре знающий нашу российскую историю — никак не хотел бы поселиться в Америке навсегда.

Думаю, что и американцы, и многие у нас по меньшей мере удивятся, если я скажу, что Америка, при всех ее очевидных достоинствах и приверженности к человеческим свободам — на самом деле очень тоталитарная страна. Не по-нашему тоталитарная, конечно, нет — тут и сравнивать-то нечего, а по-своему, по-американски.

Если уж Америку кто-то убедил, что соль — это яд, чуть не вся Америка бросит солить все, что она до этого солила сотни лет. Если будет объявлено, что надо бегать по утрам — побегут, будьте уверены, если не все, то по крайней мере те, кто еще может ноги передвигать. Если сказано, что курить вредно — вся Америка начнет бороться с табаком так, как будто на земле у человека не было никогда и не будет худшего врага. Скажут: не надо, вредно пить — не будут пить, а скажут наоборот (так, кстати, и сказали недавно), все опять начнут, как ни в чем не бывало, выпивать и с тем же энтузиазмом будут доказывать тебе, что в меру выпить — это очень хорошо. Как будто, между прочим, я и сам этого раньше не знал, что хорошо.

Особенно поражает стороннего человека эта вспыхнувшая в Америке относительно недавно волна безудержного феминизма, т. е. борьбы за женское равноправие. Наши дамы ни в коем случае, например, не должны ни обижаться, ни даже удивляться, если в Америке джентльмен за столом не передаст своей соседке блюдо с салатом, или не пропустит ее первой в дверь, или не подаст ей на выходе пальто. Это все, как говорится, не по злобе, не по хамству, а потому, что сегодня любой разумный и осторожный американец боится быть обвиненным в мужском шовинизме или, не дай Бог, и того хуже — в «сексуальных посягательствах». Тогда прощай репутация, прощай карьера, прощай друзья — прощай все.

Помню, вся, наверное, Америка, не отрываясь, смотрела пару лет назад по телевизору уголовный процесс, когда одна сорокалетняя дама, по виду — совершеннейшая стерва, служившая клерком на каком-то оптовом складе, обвинила своего хозяина в том, что он как-то погладил ее слишком ласково пониже спины. Боже мой, да одного взгляда на ее размалеванную физиономию, на одежду, на ее жеманные манеры нормальному, незашоренному человеку было бы достаточно, чтобы понять, что это обыкновенная дешевая шлюха, которых в любом портовом городе хоть пруд пруди! И все-таки, под аплодисменты едва ли не всей Америки, она свой миллион с этого лопуха отсудила… Да что там говорить! Даже президента Клинтона достала эта напасть: уж если Америка в чем-то уперлась, ее ничем со своего не сшибить.

А эти, уже принявшие характер подлинной национальной эпидемии, требования «политической корректности» и в обыденном, и в официальном, и в газетном, и даже в литературном языке! Нельзя, к примеру, сказать про человека «старик», можно сказать только «гражданин старшего возраста». Нельзя сказать «слепой» — только «человек с альтернативным зрением». Нельзя сказать «негр» или «черный» — можно сказать только «афро-американец»… Даже до Библии добрались! Одно очень крупное издательство там умудрилось выпустить «политически корректную» Библию, где Господь Бог не мужского рода, а некоего среднего, не понятно, даже какого. Зачем? А чтобы не было никакой обиды и ущемления другой половине человечества. А может кто-нибудь представить себе и «Ветхий Завет», и «Новый Завет», откуда напрочь изгнано слово «еврей»? Да-да, не было в Библии никаких евреев, а был только «народ Бога» или что-то похожее на то… Как говорится, все — конец, приехали! Дальше уж больше некуда, дальше уж только что, пожалуй, сумасшедший дом.

Я всегда, помню, сгорал со стыда, когда и иностранцы, и наши граждане были вынуждены стоять толпой по тридцать-сорок минут перед погранпостом в Шереметьево, проверявшим их визы и паспорта. Но когда я сам лично в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке простоял как-то раз по прилете в хвосте перед американским погранпунктом без малого три часа, я понял: нет, дорогие соотечественники, везде хорошо, где нас нет. «Нет правды на земле. Но правды нет и выше…»