— Как чувствуете себя, Андрей Николаевич?
— Спасибо, доктор… Как-то чувствую… Во всяком случае, пока еще, как видите, жив…
— Спешу вас обрадовать, Андрей Николаевич. Сегодня начинаем готовить вас к операции… Почка для пересадки наконец есть…
— Да?.. Интересно… Есть, говорите? Откуда?
— Есть, Андрей Николаевич, есть… Анализы все закончены, и никаких противопоказаний нет… Можно приступать…
— Вы не ответили, Юрий Петрович, на мой вопрос… Откуда почка?
— Андрей Николаевич, дорогой мой… Какая вам разница — откуда? Это не ваше дело, а мое… Ваше дело лежать и слушать меня. И не задавать никаких лишних вопросов.
— Доктор, я пока еще в сознании… И полностью, так сказать, правоспособен… Повторяю — откуда почка?
— А если я скажу, откуда, обещаете не капризничать и слушаться меня? Вы же врач, вы же все сами понимаете… Это единственный шанс, Андрей Николаевич. Единственный и последний. Иначе… Иначе мы бессильны, Андрей Николаевич. Никакого другого больше выхода у нас нет…
— Откуда почка, доктор?
— Откуда? Хорошо, я вам скажу, откуда… Елена Сергеевна предложила свою… И тщательное, очень тщательное обследование показало, что это как раз то, что вам нужно, Андрей Николаевич…
— Елена?.. Доктор… Доктор, вы в своем уме?!
Наступает томительное, тягостное молчание. Андрей Николаевич слышит, как доктор сопит у него над головой, стараясь, видимо, подавить в себе естественную реакцию раздражения на его грубость. Что ж, по-человечески он понимает его: таким тоном не принято разговаривать с врачами, и сам бы он в свое время такого тона с собой уж конечно же никогда бы не допустил…
— Обижаете, Андрей Николаевич… — нарушает наконец молчание Брыкало. — И, наверное, зря… Кроме того… Кроме того, если вам недостаточно моего мнения, то я вам скажу, что это решение принято консилиумом. И профессор наш целиком поддерживает его… Более того, если вы не доверяете мне, он сказал, что он сам встанет к столу…
— Никаких столов, Юрий Петрович! Никаких… И никаких пересадок… Забудьте об этом… Спасибо вам за все, и простите меня, если что не так… Но нет, нет и нет! И еще раз нет!.. И пожалуйста, окажите мне еще одну, может быть, последнюю услугу — не возвращайтесь больше к этому разговору. Хорошо?.. Нет моего согласия на это. Доктор, вы поняли? Нет!
— Андрей Николаевич, прошу вас — подумайте… Это же все по ее собственному желанию, без какого бы то ни было давления с нашей стороны…
— Нет, Юрий Петрович! Нет!
— Андрей Николаевич… А мы? В какое вы положение ставите нас? Мы же тоже люди, Андрей Николаевич… И мы хотим, мы обязаны вам помочь…
— Нет, доктор! Нет! И профессору так и передайте — нет!
Да… Вот какие, Андрей Николаевич, оказывается, дела… Ты здесь лежишь, а там вон что, оказывается, происходит… А все-таки неплохой он парень, этот Брыкало! И руки, говорят, золотые, и не дурак, отнюдь не дурак. Во всяком случае, чувство меры у него есть… Спасибо ему: помялся, потоптался, побормотал там что-то еще, посопел себе под нос — и ушел. А мог бы такое тут развести… Мог? Мог бы, конечно. Но зачем? Он же прекрасно понимает, что пока еще я хозяин положения. И понимает, что я действительно пока еще в здравом уме и все мои права при мне… Нет, но это надо же! Придумали… Почку от Елены! Не понимаю, дорогие мои коллеги, чем вы все там думали, когда вышли на такую мысль? Чем, интересно знать?.. Ну вот, даже свет прорезался от волнения. И глаза опять стали как глаза… Ах, Андрей Николаевич, не обольщайся — надолго ли? Впрочем, надолго, ненадолго — кому это дано знать? Может, сегодня, может, завтра, а может, и через неделю… Теперь-то это уже, в сущности, все равно…
Нет, но как же все-таки они так, а? Черт знает что! Нашли идею, нашли выход… Как говорил покойный Михал Иваныч, сажать надо за такие идеи… Понимаете? Сажать!.. Кто-кто, а вы-то, уважаемый товарищ Брыкало, учитывая ваши годы, должны бы были, кажется, это понимать. Ведь вы однокурсник Елены, да еще, как она говорила, были когда-то влюблены в нее, да к тому же еще и до сих пор старый холостяк… И уж не из-за нее ли вы до сих пор один, позволительно вас спросить? А если так — то как же вы могли? Именно вы?.. Не мне теперь надо помогать, Юрий Петрович. Не мне! А ей… Со мной все ясно… А вот с ней… Это не я теперь проблема, это она — проблема… А вы тут устраиваете все эти маневры… О Господи! Чертов прогресс, чертов двадцатый век… И умереть спокойно не дадут… А как было бы хорошо, если бы как раньше: причастили бы, соборовали, отпустили бы все грехи… Простились бы со мной и оставили бы одного в тишине — умирать… Хоть бы так, хоть бы напоследок успеть подумать о душе… Или еще бы лучше — постричься перед смертью в монахи… Так, мол, и так, Господи: отшумел, отсуетился, отряхнул весь прах со своих ног и предстаю пред Твои всемилостивейшие, всеблагие очи, очищенный от всей земной скверны и суеты… А, Андрей Николаевич… Брось… Брось, не паясничай — нехорошо… Нехорошо! Прожил ты всю жизнь серьезным, невеселым человеком, и уж оставайся ты им до самого своего конца… Не время сейчас шутки шутить, Андрей Николаевич… Не время… Да, признаться, и не умел ты их шутить никогда.
Читать дальше