Наталья Литтера - Пять лепестков на счастье [litres]

– Понимаю, – медленно проговорил Надеждин. – Я рад.

– А еще бывает счастье такое, которое длится лишь миг, но очень яркий, когда дышать невозможно. Оно слепящее, как если посмотреть на солнце. И от этого счастья остается потом только память. Но память, которая на всю жизнь. Вот. Такое счастье подарили мне вы.

Любовь Николаевна закончила свою речь, и теперь оба молчали. Она кончиком узкого ботинка старалась поддеть кленовый лист, Надеждин следил за ее попытками. Сентябрьское солнце еще припекало.

– Мы ведь с вами больше никогда не увидимся, – медленно проговорил он, одновременно осознавая истинность этих слов.

– Я знаю. Потому и решилась сказать все.

Она оставила лист в покое, подняла глаза и протянула ладонь:

– Я вас не забуду.

Он в последний раз поцеловал ее руку. Она в последний раз пожала его пальцы. Это была очень долгая минута, вмещающая в себя тысячи других минут, часов, месяцев и даже лет.

Каждый пытался запомнить друг друга навсегда, каждую черточку и вот это прикосновение.

– Мне пора, Андрей Никитич. Прощайте.

– Прощайте, Любовь Николаевна.

Ее тонкий силуэт еще долго был виден на дорожке аллеи.

Всю ночь Любовь Николаевна промучилась без сна, вспоминая встречу и свои слова, которые теперь, в темноте, казались глупыми.

«Зачем я все это ему наговорила? Опять про счастье… – думала она, ворочаясь. – Болтала без умолка. Это от волнения. Он про детей начал говорить и не знал, не знал ведь, что та девочка, которую видел, – его дочь».

Она мучилась и от сказанных слов, и от того, что не сказала ему про Машу, и наконец решила, что напишет письмо и, может быть, даже вложит в послание фотографию дочери.

Утром Любовь Николаевна открыла шкатулку, в которой хранилась брошь. Это был единственный раз в жизни, когда она ее надела. Надела для того, чтобы сделать фотографию. К своему походу Любовь Николаевна готовилась тщательно: белая блузка с кружевами, новая юбка, красиво уложенные волосы. Девочек нарядила. Снимок с одной Машей будет выглядеть слишком подозрительно.

В итоге был сделан портрет Любови Николаевны с детьми. Фотографическая карточка получилась на редкость удачной.

А вот сама идея с отправкой письма и портрета – очень глупой. Зачем? Для чего? Что она подумала бы на месте другого человека, получив такое послание? Оскорбилась бы. Что же подумает он? Никуда не годные мысли приходят по ночам и мучают.

Любовь Николаевна сидела в своей комнате, рассматривала фотографию и старалась успокоиться.

Все вернулось, и теперь только время способно заставить опомниться, она это точно знала. Только время направит жизнь на прежний путь, оставив в сердце память, ту самую, о которой она рассказывала Надеждину.

Любовь Николаевна макнула перо в чернильницу и, перевернув карточку, написала на обороте: «Не стоит ворошить прошлое, его надо хранить». Именно так.

Потом она посмотрела на открытку и подумала, что еще пара таких записей – и получится целый дневник. Дневник ее жизни.

Любовь Николаевна убрала свое прошлое вместе с брошью, открыткой и фотографией в шкатулку, надежно заперев его на ключ.

– Только время… – тихо бормотала она, разговаривая сама с собой. – Надо постараться как-то пережить первую пору, а потом ничего, уляжется. Будет полегче… обязательно…

А следующей весной Любовь Николаевна посадила свои первые кусты сирени.

Саша шла домой. Бесконечный, изматывающий день подошел к концу. Ощущение – что к концу подошла жизнь.

Сейчас еще несколько шагов, потом подъезд, лестница, дверь – и можно будет уединиться и вволю наплакаться.

Там наверняка неприбранная кровать. Это все, что осталось от Димы.

Саша открыла дверь ключом, зажгла в коридоре свет и устало присела на пуфик. Сил не было даже разуться. По щекам заструились уже ничем не сдерживаемые слезы. Она вдруг поняла, что не может заставить себя подняться и пройти в комнату. Потому что придется смотреть на кровать. При этой мысли Саша всхлипнула и закрыла лицо руками. Плакать тихо не получилось, сдерживаемая целый день боль требовала освобождения, она вырывалась, выплескивалась наружу вместе с рыданиями.

– Саша, Сашенька, что случилось?

Теплые руки коснулись плеч, знакомый взволнованный голос прозвучал совсем рядом. Саша отняла ладони от лица.