Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

Они поцеловались лунной ночью недалеко от маяка Абсекон, где яркие огни причала затухали, а Набережная сужалась и сворачивала к бухте. На пляже было тихо и темно. Джозефу показалось, что он заметил в океане горбатого кита, поднявшего хвост, чтобы нырнуть за крилем, и он хотел, чтобы Эстер тоже его увидела.

Он подвинулся к Эстер, ее собственной рукой указывая на точку, где силуэт кита пропал из вида. Она серьезно изучала горизонт, и он заметил вдруг, что задержал дыхание.

– Ты не видишь? – прошептал он ей в ухо.

– Я не смотрю, – поправила она. Эта разница была одной из тех тонкостей английского, что часто ускользали от Джозефа в первые годы в Америке. Он понял ее только много позже, когда дюжины раз прокрутил события того вечера в голове. Эстер не отпустила его руку, но повернулась к нему, опалив дыханием щеку. Когда он едва заметно коснулся ее губ своими, поцелуй был вопросом.

Через неделю Эстер вернулась в Филадельфию с родителями, а еще через год набралась смелости сказать им о том, что выходит за Джозефа. Потеряй ее Джозеф в любой момент после того, как она взяла его за руку, и ее призрак на веки вечные преследовал бы его.

Джозеф позволил себе задержаться на воспоминании об их первых днях вместе, а затем повернулся к Стюарту. Нет, он не хотел знать, сколько на самом деле Стюарт и Флоренс значили друг для друга. Не думал, что знание о том, как любима была его дочь, сделает ее потерю легче.

– Ты помнишь лето, когда Женская плавательная ассоциация привезла Шарлотту Браун в Атлантик-Сити? – спросил Джозеф.

Лицо Стюарта мгновенно просветлело.

– У бухты? Конечно.

– Она была такой крохой. Старше Флоренс на год или два. Ей было пять или шесть? Когда она нырнула в воду, Флоренс закричала, чтобы я спас ее, – сказал Джозеф, посмеиваясь от воспоминания. – Она проплыла полдюжины ярдов, прежде чем я убедил Флоренс, что она не нуждается в спасении.

– Я тоже ходил с отцом, – сказал Стюарт, и на мгновение показалось, что мыслями он был далеко.

– Флоренс видела семидесятитонного кита у Стального пирса, но было что-то особенное в девочке ее возраста, которая разрезала воду, словно форель.

Стюарт в ответ не то хохотнул, не то вздохнул.

– Она могла сама научиться чему угодно, – сказал Джозеф.

Флоренс любила рассказывать, что плавать ее научил отец. Байка получалась хорошая, потому что Джозеф сам плавать не умел. Ему потребовалось только привести ее к воде, так же, как и Фанни.

Он выбрал спокойный летний день и дождался отлива, прежде чем послать Флоренс переодеваться в купальный костюм. Затем провел ее по Метрополитен-авеню, через Набережную, мимо купален и стульев для аренды к пирсу Хайнц. На плече он нес длинную веревку; один конец он привязал к толстой деревянной балке подальше от свай пирса, а другой сбросил в воду, наблюдая, как веревка разворачивается в воздухе.

Когда они вернулись на пляж, Джозефу пришлось по пояс зайти в воду, чтобы найти конец веревки, который он вытащил на берег и обвязал вокруг тонкой талии Флоренс. Он несколько раз потянул за получившееся спасательное приспособление и объявил его надежным.

– В воде твои руки и ноги должны постоянно двигаться, – выдал Джозеф свое единственное указание.

В тот день Флоренс научилась плавать – ничего похожего на настоящие гребки, но достаточно, чтобы держать голову над водой.

– Флоренс нужно было знать только одно, – сказал Джозеф Стюарту, – я верил, что она поплывет.

– Вы сделали ей подарок, – сказал Стюарт, впервые встречаясь взглядом с Джозефом.

– Разве?

Стюарт нахмурился.

– Я предлагаю сделку, – сказал Джозеф. – Отныне мы больше не будем говорить о…

Легкий стук в дверь прервал Джозефа.

Миссис Саймонс чуть приоткрыла дверь.

– К вам мисс Эпштейн.

– Анна? – одновременно спросили мужчины.

Откинувшись на стуле достаточно далеко, Айзек мог увидеть дверь в кабинет Джозефа. Всю эту неделю она была закрыта. Он всегда поглядывал на нее – никогда не было лишним следить за приходом и уходом тестя, – но на этой неделе он следил за ней особенно внимательно.

Эстер наказала Джозефу и Айзеку вернуться к работе и вести себя так, будто ничего не случилось, но Джозеф свое задание с треском провалил. Ни опущенные жалюзи, ни глупое объявление от руки на двери его кабинета обычными не казались. А в четверг, когда после обеда миссис Саймонс зашла в его кабинет и вышла явно не в себе, Айзек уверился, что Джозеф рассказал ей правду о Флоренс. Эта женщина, обычно такая стойкая, несколько минут промокала глаза, прежде чем удалиться в уборную, откуда даже сквозь свист вентиляции Айзек слышал ее рыдания.