Наталия Полянская - Кот для славы [litres]

– Серьезно? – спросила Кира. – Думаешь, получится?

Лиза пожала плечами.

– Не попробуем – не узнаем. Так что хорошо будет, если вы нас познакомите с человеком, который занимается у вас сайтом и соцсетями. А пока мы сможем пофотографировать животных и выложить снимки у себя, только придумаем, как правильно оформить.

– Это запросто, – сказал Глеб, глядя на нее во все глаза.

Дома на кухне всё было понятно и привычно. Никакого Стамбула – города контрастов, никаких особых изменений. Да и что тут может измениться? Даже Тихон в неделю своего пребывания здесь так и не нарушил хрупкий покой, царящий в башне Спящей красавицы.

Лиза разогрела ужин, заварила чай. Она делала всё будто автоматически, а перед глазами стояло увиденное сегодня. Не причесанные, надушенные котики с выставки – те, которые сидели в клетках временно, волею хозяев, гонящихся за призами. Ну ладно, будем справедливы, наверняка далеко не все там только потому, что наград хочется. Хочется, скорее, доказать, что твой котик – самый лучший… И всё это – в свете софитов, в присутствии других котовладельцев, задорно, иногда грустно, иногда радостно. А эти… Там тоже клетки, но клетки совсем другие. Пусть чистенькие, пусть с подстилкой из обрезков старых ковров, но в этих клетках только и есть, что надежда. Призрачная надежда: однажды приедет тот, кто заберет тебя домой. Не за медалями и славой – просто домой, где тепло, можно спать на спинке дивана и есть, не опасаясь, что отберут или не хватит.

Лиза машинально расставила тарелки, зажгла ароматическую свечу, рассеянно переставила вазу с цветами так, чтобы та смотрелась симметрично. Блестели столовые приборы, лежали салфетки с колокольчиками, булькал чайник. Пахло ванильным печеньем, которое Лиза пекла вчера. Ваниль – стойкая, не выветривается, и это хорошо. Лизе нравился запах. Ваниль, корица, белые облака пенки, мягкий вечерний свет через узорчатую органзу, кашемировое покрывало, идеальный маникюр, тарелки с цветочной вязью по краю. Тонкостенные чашки из костяного фарфора. Мягкость розовых лепестков, баночка с кремом известной фирмы, ежедневник в тисненой кожаной обложке.

Животные в клетках в приюте «Динго».

Фотка с котятами у Ники Барто.

Подворотня.

Лиза зажмурилась и сказала негромко:

– Всё. Хватит.

– Сама с собой разговариваешь? – заглянул на кухню Глеб. Он успел умыться и переодеться в шорты и майку с изображением граблей и подписью «Лопата».

– Да, – сказала Лиза и пообещала: – Сейчас и с тобой поговорю. Ужин готов. Руки мыты?

– А как же.

Лиза подумала и достала из шкафчика бутылку красного. Глеб понимающе кивнул.

– Давай. Зрелище там, конечно…

– Давай после ужина о зрелище.

Бокалы у Лизы тоже были шикарные, бабушкины. Кто и когда придумал этот хрусталь с вьющейся по нему завитушечной дорожкой? Их так хорошо фотографировать для «Инстаграма», накладывать золотистый фильтр – получается знойно, дорого, так, что позавидуешь. Лиза достала из сумочки телефон, подумала и выключила, несмотря на сигналы о многочисленных уведомлениях. Не сегодня.

За ужином почти не разговаривали. Распахнутое окно транслировало лето. Солнце давно ушло из двора, в нем лежала глубокая прохладная тень, но лучи еще освещали облака. Сгущались сумерки, приправленные коричной тенью, переговаривались люди где-то внизу, из открытых окон летели обрывки бесед и музыки. Где-то залаяла собака и смолкла. С дороги долетал шум машин, однако Лиза настолько привыкла к гулу центра города вокруг, что он казался ей частью тишины.

После ужина Лиза убрала тарелки в посудомойку, разлила заварившийся чай, высыпала остатки печенья в вазочку. Глеб что-то проверил в телефоне, затем отложил. Посмотрел на Лизу пристально, разглядывая ее, как картину в музее.

– Снова день, полный переживаний? Может, не стоит так себя напрягать?

– Вообще-то всё справедливо, если ты помнишь. Я накосячила, и это – мое искупление.

– Но это больше, чем искупление, да?

Лиза криво усмехнулась и уселась на свое место. Свеча горела, лицо Глеба погружалось в сумерки, но девушка скорее умерла бы, чем зажгла верхний свет. Не время для света. Такие разговоры ведутся в полутьме.

– Ты знаешь меня как облупленную.

– Не совсем, – покачал головой Глеб. – В тебе есть что-то… Я этого никогда не понимал. Даже в пятом классе. Словно светится что-то, а что – не разберешь. Это на фотках видно. Ты ничего специально не показываешь, а этот свет – он есть. И тайна… Как будто у тебя есть разгадка, ответ на вопрос, который я постоянно себе задаю.