Тове Дитлевсен - Зависимость

Теперь мы с Виктором почти всё время вместе. Домой он ездит, только чтобы жена постирала и погладила рубашки, и я со смехом говорю, что, возможно, через несколько лет эта доля ждет и меня. У него есть маленькая дочка четырех лет: Виктор от нее без ума и постоянно о ней рассказывает. Каждый второй день он прогуливает работу, а когда все-таки туда идет, мы созваниваемся каждый час. Он, как и Эббе, экономист и точно так же предпочитает литературу. Он может расхаживать по моей комнате в образе князя Андрея из «Войны и мира» Толстого или д’Артаньяна из «Трех мушкетеров». Он размахивает в воздухе воображаемой шпагой и воспроизводит масштабные сцены сражений, где сам исполняет все роли. Его стройная фигура мелькает тут и там, а цитаты срываются с губ, пока он, изнуренный, но смеющийся, не падает замертво на кровать. Я родился не в то время, признается он, опоздал на несколько столетий. Но если бы родился раньше, не встретил бы тебя. Он принимает меня в объятия — и мы забываем обо всем на свете. Стоит нам утолить вожделение, как оно разгорается вновь, и вся забота о детях снова ложится на Яббе. Это самое ужасное в любви, говорю я, окружающие становятся безразличны. Да, соглашается он, и в конце всегда чертовски больно. Однажды он возвращается домой счастливым и сообщает, что жена потребовала развода. Он переезжает ко мне, не взяв с собой ничего, кроме одежды и книг. Материальное абсолютно его не интересует. Примерно тогда же со мной связывается адвокат, которого Карл нанял, чтобы разобраться с нашим разводом. Он сообщает, что Карл хочет продать дом и забрать принадлежащую ему долю. Ну и продадим, говорит Виктор, найдем себе другое место.

Но на наши счастливые дни опускается тень еще прежде, чем Виктор успевает это заметить. Я принимаю всё больше и больше бутальгина из страха заболеть, если остановлюсь. Я теряю аппетит и вес, и Виктор считает, что я напоминаю газель, которой предстоит быть съеденной львом. Таблетки пью произвольно и нерегулярно — никогда не знаю, сколько мне нужно. Иногда у меня появляется желание позвонить Борбергу и во всем признаться. Часто у меня появляется соблазн рассказать Виктору, но из-за гнетущего страха потерять его я отбрасываю эти мысли.

Однажды воскресным утром мы отправляемся на велосипедах в заповедник Дюрехавен на утренний кофе в небольшом уединенном ресторане, который стал нашим излюбленным местом. Перед выходом я принимаю четыре таблетки бутальгина, но забываю захватить с собой склянку. Мы сидим и смотрим друг другу в глаза, официант снисходительно улыбается нам. Только богу известно, что он подумает, произношу я. Виктор смеется: ты сама знаешь, что нет ничего более нелепого, чем влюбленные люди. Мы его просто забавляем. Он кладет руку на мою. Ты напоминаешь одалиску, говорит он, и значение слова ему приходится мне разъяснять. Небо бесконечно голубое, и пение птиц таит в себе какое-то особенное весеннее ликование. На скатерть в красную клетку садится пташка-овсянка и подбирает крошки. Этот момент запечатлелся в моей памяти как нечто такое, что снова можно достать и пережить, что бы со мной ни случилось. Мы, держась за руки, гуляем по лесу, и я рассказываю Виктору о браке с Вигго Ф., о том, как не переносила вида молодых влюбленных людей. Время летит быстро, и Виктор предлагает вернуться в ресторан и пообедать. Неожиданно у меня пробегает мороз по коже, словно меня застали врасплох, и я понимаю, что это значит. Я выпускаю руку Виктора. Нет, отвечаю я, хочу домой. Ну что ты, с удивлением и неким беспокойством упрашивает он, здесь так хорошо. Домой всегда успеем вернуться. Я молча стою, обхватив себя руками, чтобы согреться. Рот наполняется жидкостью, как будто сейчас меня стошнит. Неожиданно я произношу: пойми же, мне очень нужны таблетки, которые я оставила дома. Без них никак. Мы можем пойти домой? Он встревоженно расспрашивает о таблетках, и я отвечаю, что название ему ни о чем не скажет. Значит, ты всё еще зависимая, отвечает он спокойно, а я считал, что тебе хватает меня. По пути домой я рассказываю, что планирую постепенно снизить дозу, потому что очень хочу от них отказаться. Мне хватает его, но чисто физически без вещества мне не обойтись. Я рассказываю, быстро крутя педали, что хочу позвонить доктору Борбергу и спросить, как быть. Так и сделай, как только мы вернемся домой, произносит Виктор таким властным тоном, какого я еще ни разу от него не слышала. Дома я принимаю четыре таблетки, после чего набираю номер доктора Борберга. Я влюблена, призна ю сь я, мы живем вместе, его зовут Виктор. Надеюсь, что он, упаси бог, не врач, произносит Борберг. Тогда я рассказываю ему о подделанных рецептах, и желании выбраться из этого, и о том, что самой мне не справиться. Он на мгновение замолкает. Позовите Виктора к телефону, лишь просит он в ответ. Я передаю Виктору трубку, и они разговаривают целый час. Доктор объясняет, что такое наркомания и с чем Виктору придется бороться, если он меня любит. Виктор кладет трубку — его словно подменили: лицо излучает холодную непоколебимую волю, и он протягивает руку. Отдай таблетки, произносит он. Напуганная, я приношу склянку, и он прячет ее в кармане. В день будешь получать по две, говорит Виктор, ни больше ни меньше. И когда они кончатся — всё. И больше никаких фальшивых рецептов. Если обнаружу, что ты подделала хотя бы один, не захочу тебя знать. Ты меня уже не любишь? — спрашиваю я в слезах. Люблю, уверяет он, и именно поэтому будет так.