Михаил Гиголашвили - Кока

По его словам выходило, что товар лучше всего нести на себе. Если много – прятать товар в чемодане в грязных вещах – авось при обыске побрезгуют ворошить. Когда в аэропорт или на вокзал входишь, ни на кого не смотри, глазами не бегай, в свой билет уткнись или знаки разглядывай, куда идти. Главное – не суетиться, не торопиться, не мельтешить, нервно не дёргаться. Иди прямой дорогой к кассам или в буфет, не топчись на одном месте, не давай ментам себя засечь. Мент тоже человек, ему легче за стоящим человеком наблюдать, чем по делу идущим. Не смотри ментам в глаза, игнорируй, смотри сквозь них. И помни: ты – хороший человек, идёшь по своим хорошим делам, никого не боишься – и всё! – заканчивал Хамса, напутствуя, что главное – не быть худым, небритым, с красными глазами, потным лбом, трясущимися руками и в кайфе.

Всех интересовало, как в суматохе, которой всегда сопровождается процесс покупки дури, узнать, хороший товар продаёт барыга или туфтовый? Хамса важно поднимал палец с траурным ногтем:

– А ты сделай три-четыре затяжки и посмотри – будет сушняк? Если будет, то дурь хорошая. Сушняк – важное дело. Чем сильнее – тем дурь лучше. Позже раскрывается – дольше держит! – поучал он, рассказав, что как-то жарким летом его кенты взяли такую позднюю дурь, покурили, ничего не почувствовали и отправились обратно к барыге выяснять отношения, и только завалились к нему на хату, как их начало разносить: сушняк, слова сказать не могут, мычат “плохая дурь”, а сами в трусах – жара, штаны забыли надеть!

Никто их не трогал и не беспокоил. На завтрак, часов в девять – десять, конвоиры приносили на каждого по большому ломтю свежего горячего лаваша, кубик масла, кусок сыра, спичечный коробок сахара, чай. Днём – борщ и котлеты, из-за чего всё здание КПЗ провоняло капустой и котлетным духом. К вечеру – манная каша. Жить можно. К тому же постоянно кому-то приносили передачу, так что чай пили свой, с шоколадом и печеньями, борщ ели с чесноком и луком, а ужинали хлебом с колбасой и ветчиной-лори, присылаемой рачинцу Лори, шутя при этом:

– К нам кабана засылают уже копчёного!

– Ничего, за пятнадцать суток с тобой цинга не случится. Джуга Сталин тоже всю жизнь борщ и котлеты ел, – говорил дядя Ларик, навещая Коку в КПЗ и передавая блок сигарет. – Будешь ещё план курить, мерзавец? Хочешь, чтобы твоя мать умерла?

– Нет, что ты! Никогда, ничего! Не хочу! – отнекивался Кока, сам перебирая в мозгу номера телефонов, которые ему оставил Хамса, утром ушедший на свободу и велевший найти его, Хамсу, в Нахаловке, а уж дальше он поможет.

День начинался и заканчивался хором проклятий в адрес неизвестного никому невинного Августа Бебеля, на площади которого они сидели:

– Какая-нибудь гадина была!

– А может, баба – Августа Бебель?

– Чтоб ты, сволочь Бебель, на том свете мучилась!

Пятнадцать суток пролетели быстро, породив новые дружбы и завязки, с которыми было куда легче заниматься поисками отравы. “Краткий курс” оказался очень полезен во всех смыслах – у Коки от диетического питания даже прошли на лице прыщи, не дававшие ему покоя всю юность. Позже он встретил в пивной гостиницы “Иверия” молчуна-рачинца Лори – тот стоял за стойкой, важно разливал пиво, кричал приказы в зев кухни: “Пятьдесят хинкали, пять кебабов! Сорок хинкали, три кебаба, два шашлыка!” – и угостил на славу Коку и его друзей сотней хинкали на огромном подносе. Вежливого Зазу всегда можно было найти на бирже возле первого корпуса университета. А шустрилу Хамсу зарезали в пьяной драке в Кутаиси, в привокзальном ресторане, а труп для отвода глаз бросили под поезд…

Кока очнулся на скамейке возле канала. Шум в ушах мешал думать. Мысли пошли опять по новой. Так отдать Рыжику деньги или нет? Уехать в Париж? Отлежаться у мамы? Но как встречаться с отчимом-полицаем, который давно про Коку всё понял и относился к нему брезгливо, как к дохлой мыши (сам отчим – спортсмен, стрелок и каратист).

Снимать квартиру Кока не мог, а на социал его не сажали – нет французского гражданства. Собственно, и денег у него тоже нет. И никогда не было, хотя странным образом находились, когда требовалось купить травы или таблеток. Тогда деньги возникали из ничего, из чистого усилия воли. В ход шло всё: займы у соседей и знакомых с клятвами скоро вернуть, обманы бабушки, тайная продажа книг из библиотеки и вещиц из серванта. Кока умудрился даже обменять почти новую стиральную машину на триста граммов шмали: подсыпал бабушке снотворное, а ночью курды-носильщики тихо отсоединили и унесли машину. Бабушка утром была крайне удивлена, всё повторяла: “Куда она могла деться? Не выпала же из окна?” – на что Кока пожимал плечами: “Чудеса! Иисус Христос унёс!” Дело так и не открылось, и бабушка всегда ёжится, когда вспоминает об этом чрезвычайно странном случае.