Михаил Гиголашвили - Кока

– Не Сосун Давидский, ахпер-джан, а Давид Сасунский! – поправил Гагик, но Замбахо упрямо повторил:

– Нет, правильно будет Сосун!

А простодушный Али-Наждак, увидев, что Гагик обиделся, решил его поддержать:

– Гагик-джан, ты хоть и подлый армяшка, но хороший человек! – Чем привёл Гагика в полное недоумение: то ли обижаться, что подлый армяшка, то ли радоваться, что хороший человек?..

Замбахо перевёл разговор:

– Братва! А мы забыли за тамаду выпить! Удачи тебе, Кока! Ты отличный пацан! Веди наш стол так же достойно, как сам сидишь!

Незаметно день перетёк в вечер. По тюрьме катился гул. Всюду шла гулянка. Где-то гремел транзистор. Поющие голоса. Хохот. Весёлая ругань. Пьяные выкрики. Даже бренчание гитары в коридоре!

За их столом хаос тоже нарастал, и Коке с трудом удавалось добиться тишины, однако стук ложки о миску пока действовал.

– Достойные сидельцы! Приближается Новый год! Он вот-вот родится! Вступит в свои права! Я уверен, он принесёт нам счастье! Каждому – своё!

– Дядя Мор-р-роза на Новый год, эли, мешок денег нам пр-р-ринёс, бана! – поддержал его Гагик, уже заметно пьяный.

В двери вдруг залязгал ключ, в камеру ввалились вертухаи: Сало с накладной дед-морозовской бородой и Харя в какой-то юбчонке (очевидно, Снегурочка). Они с трудом стояли на ногах, но всё ж таки сумели сделать неверный круг по камере, кривляясь и виляя задами. Выпили по четверти кружки водки (поданых услужливым Трюфелем) и удалились – по грохоту соседних дверей стало ясно, что вертухаи залезли теперь туда, чтоб исполнить танец маленьких лебедей и тяпнуть на дармовщину.

– В конце коридора уже спать будут! – пьяно кивнул Тёща.

– Лучше такие, чем этот зверь нерусский, Какун, – ответил Лом с набитым ртом. – Вот почему в жизни так получается – чем народ тупее, беднее и глупее, тем больше у них детей? В Европах – один-два, в Африках – десять. Или в нашей Африке возьми, у бородатых папуасов…

Хаба услышал.

– Это какая наша Африка? Какие бородатые папуасы? Опять за своё? – вперился он в Лома, но тот глаз не отвёл, хоть и вильнул:

– Да я про Какуна… А что, и в природе так! Скажи, Кока, ты же рассказывал, что у львицы рождается два львёнка, а у крыс – сотни крысят…

– Я тебе покажу крыс – рад не будешь, клянусь аллахом! – угрожающе поднялся Хаба, но Замбахо усадил его на место:

– Садись, брат, успокойся. На Новый год не надо спорить!

Коке пришло самое время сказать:

– Друзья, Новый год у дверей тюрьмы! Солдаты с башен ему грозят! Вертухаи-гады его не впускают! Пропуск требуют! Но он настойчив! Он силён! Он своего не упустит! Добьётся! Желаю, чтобы и вы всегда добивались своего! Новый год к нам стучится – скоро всё хорошее случится!

– Правильно!

– Мир вам и милость аллаха!

– За всё хорошее!

Трюфель сказал стишок, выученный к празднику:

От него не отставал Тёща:

– Выпьем, чтоб денежек было, как иголок на ёлке, жизнь сияла, как гирлянда, а любовь была сладкой, как торт!

– О, в сладком у нас хорошо Трюфель разбирается! Мастак! Поддерживаем! – шутили в ответ.

Выпили за то, чтобы дорога у молодого нового года была гладка и чиста, чтоб он не запачкал сапожков, чтоб не оступился, не упал, чтоб добрался до нас, убогих сидельцев, и удивил чем-нибудь приятным!

– За Новый год! Скоро, скоро всё будет по-новому, по-хорошему!

Незадолго до полуночи начались первые пьяные стычки. Вначале полаялись Рудь и Тёща за место за столом: Рудь чуть не столкнул Тёщу со скамейки, но тот удержался. Потом Али-Наждак ни с того ни с сего наорал на Гагика, потрясая у него перед носом лапами-лопатами:

– Вы – подлые выгодники, задницу даёте каждому, кто вам бабки даст! Правильно турки вас порезали! – А Гагик возмущённо каркал в ответ, уклоняясь от шершавых лап:

– Вы сами жопочники! Из нашего Кар-рабаха как бар-ранта бежались, эли, а сейчас у Тур-рция сосёте!

– Карабах – наш! Молчи, Пздян, не то кизды дам!

– Не Пздян, а Бздоян, скольки раз сказать! Вы, татары, где были, когда Великий Армения был?..

Но Замбахо строго осадил их:

– Харэ гнилой базар нести! Не то распишу вам табло! Здесь войны нет! Здесь мир и дружба! У нас всех общий враг – менты!

Али-Наждак, бормоча проклятия, ушёл смотреть, охладилось ли шампанское, лежащее в раковине под проточной водой. Но Гагик не унимался, стал теперь цепляться к Лому: