Михаил Гиголашвили - Кока

Кока приподнялся на локте, произнёс громче:

– Чего лыбишься? – Но услышал глуховатый голос Саввы:

– Он так спит. С открытыми глазами.

От сердца отлегло.

– Хоть бы предупредили. А ты не спишь?

– Не спится… Заснёшь тут… – вздохнули из темноты…

Кока мысленно, впервые в жизни, перекрестился всей душой, сквозь дымовую завесу сомнений возжелав, чтобы Господь пришёл на помощь ему и всем несчастным. Он жалел себя, и Савву, и вообще всех людей, кто жил когда-то на Земле. Даже питекантропов жаль – их жизнь была не слаще его теперешней. Тут хоть кашу и хлеб дают, а питекантропу каждое утро, и в снег, и в дождь, надо с дубиной на плече отправляться из пещеры, чтобы ловить и убивать живых существ, а потом съедать их с семьёй – если, конечно, пока он охотится, соседи по пещере не сожрут его питекатропиху с детёнышами, а его самого не освежует саблезубый тигр, не затопчет мамонт и не уволочит огромный гвелешапи [181] Дракон из грузинских сказок. , чудище, что раньше всего живого ходило по земле, оставляя от лап вмятины озёр, а сейчас пребывает в Океане, его шевеления вызывают цунами, а когда он в бессильной ярости кусает себя за хвост, то встаёт кровавая радуга…

Все жившие хотели жить – и все умерли!.. И цари, и рабы!.. Сгинули, пропали, исчезли!.. Никто о них не помнит!.. Скоро и от него ничего не останется, кроме праха для ДНК-анализа, хотя вряд ли он будет кому-то нужен… Пожил – дай пожить другому… Человек, к сожалению, не акула, по пятьсот лет не живёт…

Потянулись дни на спецах. В шесть утра бил ключ в дверь.

– Подъём, пьяницы, разбойники, убийцы, воры, ублюдки! – кричал или жирный Сало, или полуслепой Око, или Моська Понос (всегда красный и потный крутоносый иудей). Иногда в глазок заглядывал Какун – видно, высматривал мишень для своих пыточных тренировок.

Лежали до проверки ещё полчаса под ругань Беспала в адрес проклятых семечек, угробивших его жизнь, и тех сволочей, кто выращивает долбаные подсолнухи, и чтоб руки отсохли у того агронома, что грёбаные удобрения сыпал, чтоб вообще передохли все охламоны, кто собирал их, мешки паковал!

На утренней проверке надо быстро встать в ряд, чтобы офицер мог каждого увидеть и сверить его имя с листом в руке. Иногда спрашивал, нет ли претензий или жалоб, на что Расписной неизменно отвечал:

– Есть! Одна! Надоело на тюрьме чалиться!

Офицер назидательно парировал:

– Кто не был лишён свободы, не знает её цены!

После проверки дремали ещё полчаса до завтрака, получали миску горячей манки с кубиком масла, ломоть хлеба и спичечный коробок сахара – его Беспал сразу закидывал в свою кружку, а Расписной ссыпал в особую баночку. Он вообще тюремный чай не пил – только свой, с повидлом или вареньем, иногда угощал Коку. Тот отказывался – не с руки пить чужое, но получал вдумчивый ответ:

– У меня есть – я тебе даю. У тебя будет – ты мне дашь… Если, конечно, ты не чмо поганое. – А Кока ломал голову, как достать денег? Написать Нукри – может, у него есть?

Он сказал об этом Расписному. Тот велел готовить маляву, а сам деликатно постучал в дверь и, когда в кормушке возникло улыбчивое честное молодое курносое лицо ментёнка Алёши, сказал ласково:

– Лёшенька, милый, надо узнать, где на тюрьме сидит грузинец, маляву ему кинуть. Как его? Кличка Доктор? Нукри? Нацарапай отдельно имя и погремуху. А то Алёша у нас забывчивый… немного того, не в себе, – добавил тихо, неопределённо пошевелив пальцами, а в кормушку сказал: – А бабки, Алёшенька, позже дадим, когда ответ притаранишь! Хоккей?

После завтрака обычно занимались кто чем. Расписной читал газету месячной давности, решал шахматные задачи из трёпаного сборничка, ловко и умело вязал свитер из чёрных толстых нитей, приносимых вертухаями (он вязал не только себе, но и на заказ). Или прибирал ячейки, перетирал банки, перекладывал лекарства, чистил столик, заботливо сметая тряпкой крошки для своего любимца:

– Чисто надо жить, тогда и тараканов не будет. Видишь? На всей тюрьме кукарачи так и кишат, а у нас – ни одной падлы, – игнорируя замечания Беспала, что одна большая падла есть, в банке залипает.

Расписной злился, когда кто-нибудь что-нибудь пачкал, и не раз ругал вечно спешащего Беспала, хотя куда можно спешить в тюрьме? Но Беспал умудрялся то просыпать чай, то забыть остатки каши в своей миске или намусорить, не убрать за собой бумажки из блокнота, где он постоянно вёл какие-то вычисления, – Расписной насмешливо вполголоса пояснил Коке: