Джон Чивер - Исполинское радио

Джек поднялся по двум пролетам лестницы, покрытой ковром. На площадке третьего этажа его встретила Джоуи, как всегда в черном. Она поздоровалась и сейчас же втащила его в комнату.

— Я хочу познакомить тебя с Хью, — сказала она.

Хью — дюжий красномордый парень с бледно-голубыми, воспаленными от пьянства глазами, держался с изысканной вежливостью. Джек постоял немного с ним, а потом увидел знакомого возле камина и подошел к нему. Тут-то, впервые, он и обратил внимание на странный беспорядок, царивший у Джоун. Правда, книги стояли на полках и мебель была вполне приличная, по почему-то все в комнате казалось не на месте. Словно кто-то расставил вещи как попало, не задумываясь. В этот же вечер, и тоже впервые, Джек испытал такое чувство, словно кто-то в этой комнате только что умер.

Гостей собралось человек десять-двенадцать, и Джеку, после того как он несколько раз прошелся по комнате, стало казаться, будто он всех их видел прежде, на других вечеринках. И женщину в модной шляпке, служившую в какой-то конторе, и мужчину, который мастерски изображает Рузвельта, и мрачную чету, у которой принята к постановке пьеса, и журналиста, который поминутно крутит приемник, чтобы узнать последние новости о гражданской войне в Испании. Джек разговаривал с женщиной в модной шляпке и пил мартини. В окне виднелись китайские вязы, растущие на заднем дворе, а где-то вдалеке, на скалистых берегах Гудзона, грохотал гром.

Хью напился. Он стал расплескивать вино по всей комнате, словно пьянка была для него чем-то вроде веселой бойни: кровь льется рекою, а кругом — ужасающий беспорядок. Он выпил всю бутылку, залил себе рубашку вином, опрокинул чей-то бокал. Хотя гости порядком шумели, его хриплый голос покрывал все прочие голоса. Он стал придираться к фотографу, который смирно сидел в уголке с некрасивой женщиной и объяснял ей различные приемы фотосъемок.

— Стоило ходить в гости, чтобы сидеть в углу да разглядывать собственные ботинки! — кричал Хью. — Ну, чего вы пришли сюда? Дома не сидится, что ли?

Фотограф не знал, что ответить. Он и не думал разглядывать свои ботинки. Джоун подошла к Хью своей легкой походкой.

— Ну, прошу тебя, не затевай драки, мой милый, — сказала она. — Хотя бы сегодня.

— Заткнись! — сказал он. — Оставь меня в покое. Не суйся не в свое дело.

Он покачнулся и, в отчаянной попытке сохранить равновесие, опрокинул лампу на пол.

— Ах, Джоун, твоя прелестная лампа! — простонала ее приятельница.

— Лампы!!! — рявкнул Хью и, подняв руки, начал размахивать ими, словно невидимой дубинкой избивал самого себя.

— Лампы. Бокалы. Папиросные коробки. Тарелки и блюдца. Они меня убивают! Поймите же, они убивают меня! Бога ради, уедемте в горы! Уедемте в горы, люди, люди! Будем охотиться и ловить рыбу, будем жить! Давайте, черт возьми, жить как мужчины!

Гости шарахались и жались к стенам, как во время проливного дождя. А на дворе и в самом деле пошел дождь. Кто-то предложил подвезти Джека, он ухватился за этот предлог поскорее уйти. Джоун стояла в дверях, прощаясь с разбегающимися друзьями. Голос ее был мягок, как всегда; в ее манере не было ничего от тех истых христианок, которые, стиснув зубы перед лицом опасности, черпают неизвестно откуда силы и спокойствие: она держалась просто, безыскусственно. Можно было подумать, что она забыла о пьяном звере, который в это время метался по комнате, втирал каблуками стекло в ковер и истязал какого-то беднягу-гостя, не успевшего уйти, рассказом о том, как однажды он, Хью, три недели обходился без пищи.

В июле Джек поехал в Даксбери к невесте. Там, в фруктовом саду ее родителей, они и обвенчались; потом отправились на месяц в Вест-Чоп. Когда они вернулись в город, квартира их была завалена подарками, среди которых оказался кофейный сервиз от Джоун. Жена Джека ограничилась вежливой запиской в ответ.

В самом конце лета Джоун позвонила Джеку на службу и пригласила его к себе в гости с женой. Джек принял приглашение, потому что чувствовал себя виноватым перед Джоун — ведь ему следовало позвонить ей первым. Его жена рассердилась. Это была честолюбивая женщина, которая признавала одни только полезные знакомства, и у нее не было никакого желания ехать в Гринич-Вилледж.

На почтовом ящике поверх имени и фамилии Джоун было написано: «Франц Денцель». Джек с женой поднялись по лестнице — Джоун вышла встречать их на площадку. Они вошли в квартиру и сразу очутились среди непонятных для Джека людей.