Станислав Смагин - Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

С некоторых пор супергеройскую компанию Лаврову составил другой представитель МИДа, директор департамента информации и печати Мария Захарова. Она теперь тоже на голубых экранах и веселых картинках ежедневно побеждает супостатов, заставляя тех хныкать и скрипеть зубами от своего бессилия и, соответственно, необычайной силы российской дипломатии.

Насколько, однако, это обывательское, точнее, тщательно создаваемое у обывателя мнение относительно брутальной непобедимости нашего внешнеполитического ведомства и его первых лиц, соответствует реальному положению дел? Главный дипломат РФ, вне сомнения, умен, подтянут, харизматичен и солиден. Он может, не особо таясь от камеры, легонько приложить матерком чем-то не угодивших заморских переговорщиков, а в период принуждения саакашвилевской Грузии к миру, согласно распространенному апокрифу, даже обругал в личном телефонном разговоре английского коллегу Д. Милибэнда.

Но апокриф на то и апокриф, что толком его не проверить, в официальном публичном же пространстве Сергей Викторович после начала украинского кризиса говорит в основном на языке «озабоченности», в особо значимых случаях — «глубокой озабоченности». Озабоченность эта адресуется «уважаемым западным партнерам», тем самым, что на веселых картинках не знают, куда и деваться от Лаврова. Если весной 2014 года Сергей Викторович называл украинские власти нелегитимными и постулировал необходимость конфедерализации соседней страны, то уже через несколько месяцев государственное устройство «незалежной неньки» стало сугубо ее внутренним делом, а Порошенко превратился в «лучший шанс для Украины». Запомнилось и лав-ровское высказывание после очередных антирос-сийских выходок «лучшего шанса», мол, мы могли бы среагировать жестко, но сильным державам не пристало опускаться до ответов ударом на удар (воистину, новое слово в международных отношениях и понимании термина «сильная держава»).

Не хотелось бы сгущать краски и прорисовывать Лаврова едва ли не худшим руководителем МИДа за четверть века существования Российской Федерации. Козырева нынешний дипломат № 1 точно лучше. Вот насчет остальных наличествуют серьезные сомнения, Иванова и Примакова результатами и эффективностью в заданных международным контекстом обстоятельствах он как минимум не превосходит. Конечно, это вина не только Сергея Викторовича, в чем-то это даже его беда. Внешняя политика — направление, которое зависит от социально-политического строя, сложившегося в государстве, курса высшего руководства и текущей конъюнктуры. В начале 90-х курс был стопроцентно компрадорским и прозападным, и в условиях тех дней не было кандидатуры главы МИДа оптимальнее, чем Козырев, готовый ради фото с Клинтоном на любые уступки и унижения. К середине десятилетия силовики и «крепкие хозяйственники» в окружении Ельцина поняли, что никакой бескорыстной возвышенной любви Запад к нам не питает, разваливать страну изнутри и сдавать ее позиции снаружи надо все-таки в меру, к тому же на носу были президентские выборы, а Козырев входил в число самых одиозных членов правительства. Вот его и сняли, заменив на Евгения Максимовича Примакова, принявшегося худо-бедно и в меру сил с возможностями отстаивать национальные интересы.

«В меру сил с возможностями» здесь ключевые слова. Бесспорно, Козырев не мог на своем посту в сложившихся тогда условиях российской политики быть «Мистером Нет», как Громыко, да и не имел такого желания, потому, собственно, свой пост и занимал. При этом если желание все-таки присутствовало бы, он вполне бы мог быть хоть немного, но жестче и эффективнее. Соответственно, Громыко во внутри- и внешнеполитических условиях той эпохи, когда министром являлся он, не мог быть никем иным, кроме как «Мистером Нет», — но при чуть большей личной уступчивости и мягкости, наверное, имел шанс получить титул «Мистер иногда и чуть-чуть, но таки Да» (другой вопрос, что СССР никакой пользы от этого бы не имел). У всякого министра иностранных дел есть коридор возможностей, заданный политическим строем государства и его возможностями. Стены этого коридора относительно эластичны, и степень эластичности зависит от желания, личных качеств и настроя хозяина здания на Смоленской площади.

Разворот Примаковым самолета над Атлантикой — это растягивание стены почти до предела. Лавров же, как кажется, не только не растягивает стену, но и вообще стоит где-то посреди коридора.