Валерий Рощин - Время первых

Пульс заметно участился.

Перестав писать, Беляев вновь потянулся к микрофону:

– Алмаз‑2, как самочувствие?

Покончив с предпоследним отходом, Леонов вновь вернулся к шлюзу и с трудом ухватился за скобу. Дыхание было глубоким и учащенным.

– Отличное самочувствие, – ответил он. – Готов к заключительному этапу – к съемке корабля.

* * *

Внимание специалистов Командного пункта по‑прежнему было приковано к мониторам и самописцам.

Пожалуй, больше других в эти минуты волновался медик Евгений Карпов – заместитель начальника Государственного научно‑исследовательского и испытательного института авиационной и космической медицины. Он буквально не отходил от приборов, принимавших с орбиты зашифрованные данные о состоянии обоих космонавтов.

– У Леонова резко поднимается давление, – доложил он.

– Сколько? – Королев поймал на себе тревожные взгляды Шаталова и Раушенбаха.

– Сто сорок на девяносто. Пульс – сто двадцать пять. Температура – тридцать семь.

– Волнуется, – предположил генерал Каманин. – А кто бы на его месте не волновался?..

Взвесив все «за» и «против», Сергей Павлович подавил нараставшую тревогу и все же решил довести рабочий цикл выхода в открытый космос до финала. Как и было задумано в соответствии с программой.

– Алмаз‑2, сделай несколько снимков и возвращайся на борт, – сказал он в микрофон внешней связи. – Только давай без резких движений. Потихоньку.

– Есть потихоньку, – ответил космонавт.

* * *

Легко оттолкнувшись от шлюза, Леонов отошел в сторону на всю длину фала. После десятиминутной тренировки отход от корабля стал получаться плавным, без вращения.

Повернувшись лицом к кораблю, он опять невольно залюбовался картинкой. Освещенный ярким солнцем «Восход‑2» словно висел над звездной бесконечностью.

С трудом подняв правую руку, Алексей поймал корабль в видоискатель, предвкушая фантастический кадр.

– Паш, ты там улыбаешься? – в шутку спросил он.

– Улыбаюсь.

– Снимаю.

– Времени осталось мало, – поторопил товарищ. – Делай снимки, Леш, и возвращайся.

– Да‑да…

В это время под Леоновым проплывала сверкавшая ленточка Енисея. Он потянулся к спусковому механизму фотокамеры, чтобы сделать снимок, но… не смог его нажать.

Космонавт повторил попытку. И снова безрезультатно – перчатки отказывались сгибаться.

– Что?.. Что с давлением?.. – тихо пробормотал он.

По лицу побежала тень. Алексей с невероятным усилием поднял руки, попробовал пошевелить пальцами. Но они едва доставали до перчаток – скафандр сильно раздуло внутренним давлением и он увеличился в своих размерах.

Пытаясь исправить ситуацию, он не заметил, как его развернуло спиной к кораблю. Фал распрямился, натянулся и дернул его обратно к кораблю.

Пролетая мимо шлюза, Леонов хотел ухватиться за скобу, но тщетно – пальцы снова не дотянулись до болтавшейся рукавицы. Из‑за череды неловких попыток космонавта закрутило еще сильнее и ударило спиной о корпус корабля.

Услышав глухой удар, Беляев перестал делать записи в журнале. С нехорошим предчувствием он посмотрел в монитор, но товарища на черно‑белой картинке не увидел. Вместо него на маленьком экране слабо подергивался белый фал.

– Алмаз‑2, у тебя все в порядке? – настороженно спроси он.

Алексей на запросы не отвечал. Его бешено крутило вблизи корабля; перед защитным стеклом шлема мелькали сменяющие друг друга картинки: Земля, черная бездна космоса, борт корабля и опять Земля.

Несколько раз он пытался ухватиться за скобу или поймать фал, но прерывать неуправляемый полет не получалось…

* * *

– Алмазы, что у вас там происходит? – сдвинул брови Королев.

– Алмаз‑2 не отвечает, – доложил Беляев. – Только что слышал глухой удар по корпусу корабля, визуальный контакт с ним потерян.

Покинув свое место, Сергей Павлович стремительно подошел к главному пульту связи.

– Что со связью?

– Все приборы исправно работают, – доложил офицер. – Технически связь с Алмазом‑2 не нарушена.

Королев резко повернулся к Карпову.

– Какие у него показатели?

– Давление, пульс, температура – все стремительно растет, – сказал тот, не отрываясь от самописцев.

Волновался и Шаталов, не выпускавший из рук микрофона радиостанции.

– Алмаз, продолжайте вызывать напарника, – твердил он. – Алмаз, вызывайте напарника…

– Слишком хорошо все шло, – согнувшись над своими приборами, не сдержался профессор Раушенбах. – Слишком гладко!