Фонарь был теперь на корме передней пироги. Потом мы въехали в заросли кипарисов, и свет превратился в точку впереди, неустанно прорезающую путь в черной с отблеском толще воды, дрожащей, кипящей внутренним движением, сокрытым, невидимым, как трепетание струны, в черноте ночи. Вдалеке перекликались совы.
Когда совы замолкали, я различала шепот воды, ее шелест о днище пироги.
Раз из темноты прянула вниз, в луч света от фонаря, огромная сова, глаза ее сверкнули, она зависла над первой пирогой над головами сидевших в ней людей, а потом метнулась к нам — пугающий вихрь, тень чернее самой ночи. Мгновение — и она пропала.
Джимми велел мне укрыться от насекомых.
— Подол-то задери и голову накрой, только чтоб дышать можно было.
Чуть наклонившись вперед, я натянула на голову юбку, замкнулась в собственной тьме, душной и безопасной.
Звуки внешнего мира стали теперь глуше, но все так же четко ощущался мною неустанный, неослабный ритм: гребок весла, минутное плавное скольжение, подводящее к новому гребку. Ритм этот отдавался в голове, подчиняя себе темноту сознания.
Так прошло время, пока впереди не раздались какие-то крики, шум. Опустив подол, я вгляделась. Впереди высилась темная тень холма, а над ней — красноватые костры. Похоже, это был остров и крики доносились оттуда.
— Сорок второй прибыл! — прокричал голос с первой пироги.
Джимми, сделав несколько сильных гребков, нагнал первую пирогу.
— Вон там, — сказал он мне.
— Что там ? — спросила я.
Он махнул веслом, указывая.
— Там он прячется, — сказал Джимми, — там, подальше… И ждет, как будто знает.
На берегу возле костров копошились две-три фигуры. Свет от костров отражался в воде.
— Ждет, — продолжал Джимми, — словно знает, что мы вернемся.
Теперь две пироги плыли рядом, вровень друг с другом. Потом нос пироги мягко ткнулся в илистый берег. Из темноты возник человек с винтовкой в руке, другой рукой он подтянул лодку на сушу.
— Вылезайте, — сказал он.
Вылезая, я разглядела его. Это был цветной, мулат, с истомленным болезненным лицом, в панаме, красной рубахе, куртке и штанах, засунутых в голенища, как мне показалось, кавалерийских сапог.
Джимми тоже вылез.
— Давно ты здесь? — спросил он.
— С час, наверное, — ответил мулат.
— Как он? — спросил Джимми, неопределенно кивнув в сторону темных силуэтов, в которых я постепенно различила хижины.
— Помаленьку, — сказал мулат и повернулся. — Он велел, чтобы ты к нему шла, — произнес он.
Я не знала, идти ли, и, наверное, бросила вопросительный взгляд на Джимми.
— Давай-ка иди, — сказал Джимми. — Велел идти, так иди от греха подальше.
— Он здесь, в самой ближней, — сказал больной мулат.
Я направилась к ближайшей хижине. Чтобы пройти ко входу, мне надо было миновать костер, возле которого за завесой из дыма копошились еще трое в красных мундирах. Когда я проходила, они провожали меня взглядом.
Хижина была небольшая, круглая, девять — десять футов в диаметре, покосившаяся, по форме похожая на эскимосское иглу, только не из снега. В душной безвоздушной этой ночи я приблизилась к хижине, крытой мхом и пальмовыми листьями, частью подгнившими, превратившимися в труху, и даже в полутьме я могла разглядеть, что двери в хижине не было — просто внизу была проделана дырка и занавешена какой-то дерюгой — дерюгой новенькой, видно, прихваченной в момент бегства.
Я не сразу решилась нырнуть в эту занавешенную дерюгой дыру. Позади меня раздалось шевеление. Это был Джимми. Он сунул мне что-то в руки.
— Возьми-ка, — сказал он.
Это был потайной фонарь. Я взяла его.
— Свет-то открой, — сказал он.
Наклонившись, я отвела в сторону дерюжную занавеску и вошла.
Фонарь сначала осветил лишь земляной, прибитый пол, кривую стену, доски, потолок из пальмовых листьев. Я качнула фонарь и увидела его. Он полусидел на походной раскладной койке, на нем была распахнутая белая рубашка, обнажавшая забинтованные руку и плечо. По лицу его струился пот, и, помаргивая, он глядел на меня, а вернее, туда, откуда падал свет, скрывавший от него мою фигуру. Я машинально направила на него фонарь.
Он сказал:
— Значит, ты осталась ждать?
— Да, — ответила я.
— Убери от меня свет, — сказал он.
Я послушно качнула фонарем в другую сторону. Увидела стол — перевернутый патронный ящик, а на нем жестяную кружку.
— Чуть на тот свет они нас не отправили, — сказал он.
— Ты сильно ранен? — спросила я.
Читать дальше