Василий Ермаков - Мотив

— У Гарика и Бориски свои отцы есть! — огрызнулся дядя Николай. — Что с Настей?..

— Настя исчезла. После того, как ты осчастливил ее своим поцелуем, того же самого захотел и Бориска, — ответила тетя Надя. — Я понимаю состояние Насти, понимаю, почему она сбежала. На ее месте я поступила бы точно так же. А в порядке маленькой мести она стащила Борискины джинсы. Вполне приличные еще джинсы!

— Я этому Бориске одно место отполирую! — обозначил свое присутствие дядя Алексей. — Чтоб не нахальничал.

— А почему только Бориске? — осведомилась тетя Надя. — Если взрослые подают т а к и е примеры, что остается делать подросткам?..

В замечании этом присутствовал, кажется, уже камушек и в огород дяди Алексея с его стюардессой. Но я отметил это между прочим, я потрясен был уверением тети Нади, что Настя якобы украла Борискины джинсы. Надо выручать Настю. Но как? Пойти и бросить перед тетей Настей этот паршивый пакет? Но тогда они узнают, что я подслушивал…

Я не заметил, как в комнате появился дядя Алексей. Я засек его в тот момент, когда он уже не удивлялся тому, что увидел и услышал — летчики соображают быстро. И неожиданно для себя я приложил палец к губам, требуя от дяди Алексея неразглашения моей маленькой тайны. Не удостоив меня ответом, он полез рукою за книги, достал свою бутылку с коньяком. Одна идея осенила меня, я вытащил из ящика стола пакет с джинсами.

— Вот, — сказал я, подавая пакет дяде Алексею после того, как он спрятал бутылку обратно. — Вот Борискины джинсы. Он загнал их Насте за восемьдесят рублей. Отдайте их тете Наде. Может, у ней счастья прибавится.

Дядя Алексей, похоже, не мог понять, о чем я толкую. Он то косился на динамик, в котором слышались голоса тети Нади, матушки моей и дяди Николая, то смотрел на пакет. Я повторил то, что только что сказал. В этот раз дядя Алексей, кажется, понял. Кивнув, он принял пакет и ушел в гостиную. Я прильнул к динамику. Раздался шлепок пакета об стол. Затем тетя Надя испуганно вскрикнула:

— Что-о? Что это-о?.. Джинсы-а?.. Но откуда они?.. Ничего не понимаю.

Я отключил динамик, сообразив, что сейчас притянут к ответу и меня. И точно: через минуту-две они вперлись в мою комнату, требуя сказать, как джинсы очутились у меня.

— Бориска через одного парня загнал их Насте за восемьдесят рублей, — сказал я. — Настя узнала, что вы ее подозреваете в краже, и попросила меня вернуть джинсы. Может, у вас счастья прибавится.

Тетя Надя оскорбленно побледнела, затем горделиво повела красивой головой.

— А кто это ей донес, что я подозреваю? — дернув левой бровью, спросила она. — Не ты ли, случайно?

Я признался. А почему я должен скрывать это?

— Тебе стало легче? — сухо блестя глазами, полюбопытствовала тетя Надя. — А последнюю фразу — про счастье-то! — ты сам придумал? Ты доволен собой? Доволен?..

— Да, — сказал я. — Доволен, — хотя доволен не был. Противно было и тошно. Хотелось уйти отсюда, затеряться в переулках Петроградской стороны, ходить и ходить до изнеможения. — Да, доволен, — повторил я.

— Послушай-ка, — подозрительно осведомилась мама. — Когда это Настя передала тебе джинсы?

— Позавчера, — ответил я. — Это Настя мылась под душем, когда ты вернулась за деньгами.

По маминому лицу скользнула тень досады.

— И ты, прекрасно зная, как мы испереживались, ничего не сказал мне? — ужаснулась она.

— Вы испереживались? — неожиданно разозлился я. — Вы испереживаетесь! Держи карман шире!..

— А что? Что ты имеешь в виду? — обеспокоилась мама.

— Да слушай ты его больше! — презрительно бросила тетя Надя. — Посмотри на него! Нет, ты только посмотри на него! Праведник! Судия! Результат непорочного зачатия! «Вельми»!.. Да дай тебе волю, ты же замордуешь всех своей нравственностью, ступить свободно не дашь!..

Никогда еще не видел я ее такой, как сейчас. Унижение, гордость, злость и растерянность — все перемешалось в ее глазах. Ее молодило это. Она выглядела совсем юной девчонкой. Неожиданно она наморщилась, будто собираясь плюнуть, махнула рукой и, резко перекинув с груди на спину ворох черных волос, ушла в гостиную. Укоризненно покачав головой, тем самым дав понять, что основной разговор еще впереди, ушла и мама.

Я вышел в прихожую и заглянул в зеркало из старого лифта. Такую глупую, озадаченную физиономию, какая сейчас была у меня, оно отражало, наверное, впервые. Самое интересное — я не слишком обиделся на тетю Надю за ее злые и несправедливые слова. Такие ли уж они злые и такие уж ли несправедливые?.. Не слишком ли большие надежды возлагаю я на своих близких, не слишком ли много требую?.. Ведь, наверно, они могут столько, сколько могут. Не больше и не меньше. Так — значит?.. Но мысль ускользала, не желала оформиться.