Василий Ермаков - Мотив

— А Тамара что? — обыденным голосом заговорил приятель. — Леньку поедом ест. Не родной он, конечно, но человек же… Собрался я вчера купить блок сигарет. Оделся. «Тома, надо чего в магазине купить?» — «А-а, ты опять уходишь, дома никогда не бываешь, от воспитания детей устранился, ничем мне не помогаешь…» Ну что это — жизнь? О чем писать-то?.. Давай кружку. Да войдем в зал — холодно тут.

Они вошли в душное, влажное нутро зала. Старичок-архитектор все еще стоял в своем уголке между кассой и перегородкой, отделявшей зал от туалета. Неделяев пристроился возле одного из запотевших окон, а приятель ушел к автоматам нацедить в кружки пива.

Утром опять побаливала голова. От того, должно быть, что Неделяев, как и в прошлую ночь, почти не сомкнул глаз. Взбудоражили вчера и обсуждение сценария в комиссии, и разговор с приятелем в пивной, и непривычно большая доза употребленного пива, и неожиданная приветливость Тамары, с какой она встретила Неделяева, и застолье, затянувшееся далеко за полночь. Главным же образом голова болела, наверно, потому, что в комнате было сильно накурено. А запахом никотина насквозь пропитано все, особенно простыни и одеяло.

Приятель уже сидел за столом и сооружал в пепельнице костерок из использованных спичек и окурков сигарет. В каком бы состоянии он ни ложился накануне, вставал утром рано и выглядел свежо — потому, наверно, что как доносил голову до подушки, так тут и отключался.

Когда, возвращаясь из пивной, они спустились с Арбатской площади на Арбат, перевернутый вверх дном — строители приступили к преобразованию его в заповедную пешеходную зону, — в душе Неделяева еще раз заявило о себе желание найти предлог и отказаться от ночлега, не подниматься на четвертый этаж в одиннадцатую квартиру дома на углу Староконюшенного и Арбата, избежать встречи с Тамарой. Для чего лишний раз втискиваться в чужую жизнь, при этом явно неблагополучную? К тому же и цветы сейчас вряд ли где купишь, да и гостинцы для приятелевых ребятишек не припасены.

Но предлог не находился. Да и желание найти его едва ощущалось. А тут еще и бабка с букетиком увядших нарциссов в одной из подворотен обнаружилась, а затем и одинокий припозднившийся лоток, доторговывавший шоколадными батончиками, — все решилось само собой…

Закончив сооружать костерок, приятель поджег его, с явным удовольствием наблюдая за синим пламенем, заколыхавшимся над пепельницей. Когда пламя ослабевало, приятель ворошил окурки спичкой. В комнате запахло резкой табачной гарью.

Дверь распахнулась. В темном проеме выросла Тамара в красном фланелевом халате, туго перехваченном поясом, отчего ее пышные бедра казались еще пышнее.

— Что это ты удумал? — закричала она, нисколько не стесняясь Неделяева, считая его, может быть, своим человеком. — Костры жжет! Демон выискался! А что у Леньки правый ботинок протекает — про это и думины нету?

Уроженка Нижнего Урала, города Нижний Уфалей, Тамара часто употребляла слова и выражения, вывезенные ею оттуда, что, по мнению Неделяева, освежало ее речь. Но какая разительная перемена. Вчера — веселая и приветливая молодая женщина, походившая на обворожительных купчих Кустодиева, исполненных достоинства, сегодня — вздорная бабенка, ищущая повода покомандовать с утра пораньше. Хуже же всего, что она начнет сейчас искать сочувствия у него, Неделяева. И встать с раскладушки нельзя, чтобы под предлогом неотложных дел улизнуть из дома — не совершать же одевание на глазах у чужой жены. А может, потому и раздражена она, что он заспался? Была у них, правда, еще одна комнатенка, через три чужих комнаты от этой, и там сейчас собирались в школу приятелевы пацаны Ленька и Левка, но все равно чужой человек в доме — большое неудобство.

Так оно и вышло: Тамара, обращаясь к притихшему под одеялом Неделяеву, принялась перечислять все прегрешения мужа: и по дому-то ничего не делает — читает только, и детей-то воспитывает из рук вон плохо, и что дня не бывает, чтоб он пришел домой вовремя и не накачавшись пивом, и что в театр с ним ходить невозможно, особенно на современные пьесы: тут же начинает подавать актерам реплики, в основном издевательского характера. Один раз дело дошло до того, что их со скандалом выставили из самого МХАТа — с пьесы про металлургов…

Неделяев молча смотрел на Тамару, снизу казавшуюся еще более статной. Что можно возразить ей? Что муж ее, должно быть, не силен в семейных заботах и надо принимать его таким, какой он есть?.. Что чтение — его работа?.. Но главное заключалось в том, о чем сказать было нельзя: а был ли дом-то? Можно ли назвать эти две убогие комнатенки в огромной, трущобного пошиба квартире, населенной множеством таких же страдальцев, домом?..