Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Вдруг ей пришло в голову: понимает ли Ингвар, как и чем рискует, на всю зиму оставляя побратима в Киеве со своей женой? Только ли своей честью мужа? Или гораздо большим?

И от мысли о крушении, которое вызовет разлад их союза, Эльгу бросило в холод с той же силой, как недавно в жар. Это было так ужасно, что немыслимо даже думать.

– Отнести тебя? – Мистина кивнул на ее необутые ноги, потом на лежанку в другом конце избы.

– Сама доберусь! – Эльга сердито толкнула его плечом. – Ступай отсюда!

Мистина усмехнулся, встал со скамьи и шагнул к двери.

– Домой не поеду, – на полпути он обернулся. – Раз уж княгиня меня гонит… будто пса… – он усмехнулся, намекая на их летнюю ссору, – в гриднице лягу.

Эльга сделала плачущее лицо. Его бесстыдство ее и бесило, и восхищало. Главное, чтобы он видел только первое.

– Ну уж коли тебе без жены дом родной не мил, ложись в гриднице. Сладких снов!

– Смеешься? – Он приподнял бровь. – Среди этих упырей да сладкие сны? Вот если бы…

На лице его более чем ясно отражалась мечта: заснуть в тепле, источаемом женским телом…

– Я сейчас в тебя рушником брошу, – изнемогая, пообещала Эльга.

Почему-то предчувствие наслаждения на его лице колебало ее решимость даже сильнее, чем собственное влечение к нему.

– Чулком? – оживленно предложил он: рушника у нее под рукой не было. – Давай?

Готовая на все, лишь бы отделаться от него прямо сейчас, Эльга стянула серый вязаный чулок и швырнула в него. Но неудачно размахнулась и не добросила.

– Второй! – приказал он, будто отроку, мечущему сулицы в цель.

Такой голос Эльга у него постоянно слышала на дворе во время учения отроков. «Выпад – отход! Выпад – отход!»

Второй чулок упал еще ближе первого: от смеха она не могла сосредоточиться.

– Рано тебе в поход! – с сожалением сказал Мистина, окинул взглядом ее белые ноги, забрал со стола свой золоченый шлем и вышел, смеясь.

Когда за ним закрылась дверь и стихли на крыльце шаги, Эльга перевела дух. Она смеялась, стыдилась – он делает с ней что хочет! – досадовала на себя и радовалась его решению ночевать в гриднице. Пусть спит у всей дружины на глазах. А то начнут болтать…

Но что, если уже болтают? Эта мысль пригасила ее веселье. Три года назад их с Мистиной уже подозревали, а тогда она была ни в чем не виновата. Что же будет сейчас, если люди заметят эти вольности?

Но куда больше возможных сплетен ее волновало другое. Эти привычные шутки вдруг вплотную приблизились к тому, чтобы обернуться настоящей бедой. Эльга будто подошла к огромной реке, где за током темной воды угадывается движение исполинского чешуйчатого тела. «Я родился в тот день, когда тронулся лед на Волхове…» В Мистине было что-то от его покровителя, господина северных вод, бравшего в былые времена дань красными девушками. И хотя по сути он прав – ничего особенного не случилось, – что-то между ними изменилось, и это открытие пугало Эльгу. Ящер лишь бросил на нее взгляд из-под воды, а она уже ощутила себя в его власти. Нет, она не предаст себя, не изменит своему долгу. Она – внучка Вещего, «смарагд многоценный», и никому не даст повода себя упрекнуть.

Эльга встала, подобрала чулки, но надевать снова не стала. Босиком прошла по шкурам на полу к скамье, где спал Святка. Посмотрела на дитя, надеясь в нем почерпнуть твердости духа. Постаралась яснее вызвать в памяти лицо Ингвара. Да, он не так хорош собой, но лицо его, смышленое и решительное, казалось ей привлекательным. И пусть он не так умен и ловок, как побратим, зато прямодушен и честен. Сидя на киевском столе, он вынужден порой хитрить, как тогда с рахдонитами, но лишь по обязанности заставляет себя делать то, что Мистина делает не только играючи, но и с удовольствием.

Что за человек Мистина, она не смогла бы уверенно сказать. Зато очень хорошо знала: Ингвар человек хороший. Очень честный, отважный, решительный и справедливый. И, пожалуй, добрый – в той мере, в какой судьба позволяет ему быть добрым. А главное, Ингвар ее муж, с кем она стояла на свадебном полотенце, на стволе родового древа, отдавая ему свою жизнь перед лицом всех поколений предков и потомков. Она сгорит со стыда перед людьми, богами, чурами, перед ним и перед собой, если еще раз допустит нечто подобное… хотя бы в мыслях…

Эльга была полна решимости бороться, но ощущала и всю трудность борьбы. Особенно в эти сумрачные дни и долгие ночи, когда Ингвар так далеко и до встречи с ним еще так долго.

И до какой степени она может Мистине доверять? Кто докажет, что он и с ней не играет? Женщины склонны верить собственным чувствам, а куда эта вера заводит – давно всем известно. Она, княгиня русская, ставит на кон куда больше, чем ее собственная честь и благополучие.