Ирина Верехтина - Обида

А когда-то она ходила в лыжные походы, с привалом у костра и душистым чаем из закопченного котелка, в котором плавали сосновые хвоинки и листочки брусники. И компания была у Томки, весёлая и дружная. Где она теперь, Томкина компания? Вспоминают ли о ней? Или уже не вспоминают…

Отношения с мужем, раз пошатнувшись, так и не наладились. Уже не ходила Томка в походы, занималась домом, сыном. А вот с Анатолием… То, что было у них когда-то с Анатолием, ушло без возврата. Словно между ними выросла невидимая стена.

Муж приходил с работы, они вместе ужинали, смотрели телевизор, ложились спать. Утром Томка кормила мужа завтраком (вставать приходилось в пять, у него смена рано начинается), он молча вставал, ел тоже молча, потом молча ей кивал и хлопал дверью, и Томка грустно вздыхала…

А ведь когда-то по утрам уйти от неё не мог, случалось – на работу опаздывал. И улыбаясь счастливо, разводил руками: «Жена у меня такая… Не уйдёшь от неё! Не пускает. А работа – она ж не жена, никуда не убежит». И прощали ему на работе эти опоздания, слесарь был, что называется, от бога, другого такого не найдёшь.

Выходные Анатолий всё чаще проводил в гараже – «Работёнку подкинули левую, заплатят по-царски, ты ж хотела мебель новую, вот и купишь…» Возразить было нечего, деньги муж приносил домой всегда. Мебельный гарнитур был наконец куплен, Томка выбрала самый дорогой, и соседки, приглашённые на «смотрины», восхищённо цокали языками: «Эх, Томка, повезло тебе с мужиком! Нас бы так любили… Такую мебель отхватили, с ума сойти! Кожа натуральная, дерево натуральное, прямо как в кино».

И мебель у Томки была всем на зависть, и сын Генка вырос – все девчонки по нему сохли, и денег на всё хватало, а жизни не было! И счастья не было. Ненастоящее какое-то счастье – когда всё есть и ничего уже не надо. Не должно так быть, думала Томка. Анатолий пришёл к такому же выводу и однажды ушёл от неё, сказав на прощанье: «Эх, Томка, Томка… Полжизни я с тобой прожил и сам не понял, зачем. Ты ж не любила меня никогда. Ты деньги мои любила». Словно обухом по голове ударило Томку. Она молча поднялась и пошла собирать мужнины вещи. Доставала из шкафа по одной и бережно складывала в чемодан, словно прощалась. Наконец Томка щёлкнула замком и молча посмотрела на мужа, словно спрашивая о чём-то – без слов. Как в том, запомнившемся ей спектакле. Анатолий молча взял чемодан и ушёл. Если бы Томке тогда сказали, что она видит его в последний раз, Томка бы рассмеялась.

«Ну что ж… Насильно мил не будешь, – тихо сказала Томка, когда за мужем захлопнулась дверь. – Со мной плохо было, так может, с другой будет хорошо. Коли надумаешь вернуться, возвращайся. Не выгоню. Здесь твой дом, твоя семья, здесь тебя любят, любого, и всегда будут любить. Ты так и не понял». В тишине опустевшей квартиры слова звучали как-то странно. Никто ей не ответит, никто не возразит. Томка без сил опустилась на табурет. Тишина казалась равнодушной, холодной, нежилой. Словно из дома – тёплого, надёжного, привычно уютного Томиного дома что-то безвозвратно ушло… Может, жизнь? – подумала Томка. Хотелось плакать, но не было слёз. Вместо них была пустота.

Обида вонзилась в Томкино сердце острой щепкой, и застряла в нём, не заживала, сочилась кровью, причиняла боль. Не любил её Толька. А она всем для него пожертвовала, от друзей отказалась, растеряла всех, не воротишь. Для него одного жила.

А он не ценил, только пользовался. А теперь нашёл себе другую, Томка ему надоела, вот он и ушёл. Слёзы брызнули из Томкиных глаз, а сердце словно умерло: ничего не чувствовало, ничего не желало. Пусто стало в сердце. Бесприютно. Вот вернётся из армии сын и скажет: «Эх, мама, что мне с тобой жить, отец ушёл, и я уйду». Ну и пусть. Ей уже всё равно.

Это раньше – переживала она за сына, когда в институт не стал поступать, как все нормальные дети. Сам пошёл в военкомат, дурак такой! А теперь… Пусть живёт как хочет, с кем хочет, разве его удержишь? Мужа вот – не удержала…

Вернулся из армии Генка. Услышав про отца, вроде и не удивился. В институт поступать не захотел, но и к отцу в гараж работать не пошёл (хотя Анатолий настойчиво звал сына к себе), нашёл работу в другом месте. Женился на однокласснице, и через два года молодые переехали к Томке. Светлана поначалу боялась свекрови, зная от мужа о её неуживчивом характере. Но Томка невестку не обижала и не притесняла, выделила молодым в холодильнике две полки, оставив себе одну, разделила сковородки и кастрюли, показала, где что лежит в кухонном шкафу. Жили мирно, как две соседние страны: граница на замке, кухня – нейтральная полоса. Светлана оказалась аккуратной и домовитой, дом содержала в чистоте, взяв на себя уборку и мытьё полов. С мужем жили ладно, без скандалов и упрёков. Томка с удивлением поняла, что невестка её уважает, не притворяясь, совершенно искренне. И так же искренне гордится мужем.