Ирина Верехтина - Обида

А ночью ей приснился муж…

Вынимала Томка из духовки пироги. Оглянулась – а за столом Анатолий сидит.

– Толь, возьми вот пирожков, поешь, пока горячие, – засуетилась Томка. А муж ей грустно так отвечает:

– Да ты забыла что ли, Тома? Я же умер! Вот же память девичья… Не надо мне теперь пирогов. Да и не мне ты их пекла – Павлу своему.

– Какой он «мой», я на Колин день рождения, на общий стол пекла, – оправдывалась Томка.

– Нет, ты не для всех, ты для Павла пекла, – гнул своё муж. – А меня угощаешь как гостя незваного, нежеланного. Пашке своему пекла, а меня кормишь. Пашку любила, а за меня замуж пошла.

– Да ты же сам от меня ушёл! – сорвалась на визг возмущённая Томка. – Ты ушёл, а я, значит, виновата?!

– Не любила ты меня, потому и ушёл, – отрубил Томке муж. – А я всю жизнь тебя одну… С другой жил, а любил по-настоящему только тебя! А ты даже на кладбище обо мне не плакала. Обидела ты меня, Томка, и сына обидела. Отгородилась от всех, хочешь жизнь заново начать? Нет, Тома, в одну реку дважды не войдёшь… Ну, прощай, жена. Приходи на могилку ко мне. Только пирогов не носи, раз не мне пекла.

– Да что ты ко мне привязался, с пирогами этими! – гаркнула Томка в сердцах. Смотрит – а никого нет. Стоит будто Томка у плиты, пироги жаром пышут, вкусно пахнет горячей сдобой и повидлом, на противень вытекло, будь оно неладно… А мужа нет.

Ей вдруг стало страшно. И одиноко стало: ушёл от неё Толик, в третий раз ушел, пирожка даже не попробовал… И подумалось ей, что и не вспомнить, когда она мужа Толиком называла – всё Толька да Толька!

Заплакала Томка от обиды – и проснулась в слезах. За окном розовело рассветное небо. Как её встретят в группе, шутка ли, столько лет не виделись.

Томка сунула в объёмистый рюкзак две картонных коробки с пирожками и одну большую – с творожным печеньем и с тяжёлым сердцем влезла в лямки. Рюкзак ощутимо давил на плечи. «Тяжёлый, собака» – подумала Томка. – Ничего, после обеда будет легче».

Ей вдруг стало легко, словно кто-то невидимый снял с её плеч тяжелые ладони. Тихо ступая, чтобы не разбудить домашних, Томка вышла в коридор – и встретила неприязненный взгляд сына. Щелкнула замком, вызвала лифт. Сын не уходил, собирался с силами, поняла Томка.

– Опять шляться наладилась? – мужниным голосом изрёк сын («Господи, ну до чего у них голоса похожи! И характер не дай господи…»)

– Отец вот… из-за походов твоих ушёл. Ревновал тебя очень. Любил потому что. Это он сам мне сказал. А ты… Тебя разве удержишь, пятьдесят скоро, а всё как девчонка – с рюкзаком, с ночёвками… Подумала бы лучше, кому ты там нужна? Ну, разве только на ночёвку…

– А кто ж тебя научил матери так хамить? Отец хамом был, и сын хамом вырос! – выкрикнула ему в лицо Томка и, не дождавшись лифта, резво скатилась по лестнице.

Уже выйдя из подъезда и жмурясь от тёплого утреннего солнышка, Томка улыбнулась. – «А вот нужна!» – ответила она Генке, но он её уже не слышал.

На вокзале Томку ждал сюрприз: отметить юбилей Николая (ему исполнилось шестьдесят) собрался, как отметил сам юбиляр, «кадровый состав» группы – друзья Колиной молодости и все его бывшие туристы. Поздравить любимого руководителя пришли даже те, кто давно уже «завязал» с туризмом. Многие из них помнили Томку, так что её опасения – как встретят в группе – остались позади, и ничто не омрачало Томкиной радости.

Вглядываясь в полузабытые лица старых друзей – такие знакомые, такие дорогие для Томки лица (и совсем почти не изменились, ну разве чуть-чуть, самую чуточку стали старше), она словно вернулась в прошлое и чувствовала себя молодой и беспечной – как двадцать лет назад, когда они всей группой (самой дружной группой Клуба Походов выходного дня!) вот так же отмечали Колин юбилей. Тогда ему исполнилось сорок. Каким он стал теперь?

Словно в ответ на её мысли сзади радостно заорали:

– Тамарочка!! Какие люди!! У нас сегодня полный кадровый состав! Пирогов-то напекла? Смотри у меня, чтобы до привала донесла в целости-сохранности. Я ж тебя знаю, вон – Пашке половину по дороге скормишь…»

Замерла Томка, сердце остановилось и забилось радостно, затрепыхалось как птица. Обернулась – и оказалась в крепких Пашкиных руках.

– Томусик! Явилась, не запылилась! Пирожки-то у тебя с чем? Дай хоть понюхать! – под дружный смех жалобно попросил Павел…

Это был солнечный, радостный, праздничный и счастливый для Николая и его товарищей день, который, казалось, сам не хотел кончаться. И так много всего случилось в этот необыкновенный день, что и не упомнить…