– Без изменений, – сказал он, – она жива и не жива.
– Я отчасти согласен… – начал было я, но Щенок меня перебил:
– Непонятно. Шлёпик, как ее увидел, чуть из шкуры не выпрыгнул, но я не уверен, что она его вообще заметила… Нет, никаких изменений… Я сегодня разговаривал с полицейскими…
Что ж такое, слова вставить не дает, да и вообще невесть что несет.
– Они наконец решили, что больше ничего предпринимать не станут… Оружие конфискуют, и на этом все. Никаких штрафов, ничего… Да, еду домой… Скоро увидимся… Пока.
В машине стало тихо, но Щенку это, похоже, совсем не понравилось, потому что он принялся тыкать на кнопки и подкручивать какие-то ручки, пока машина не заиграла музыкой. О господи. Впрочем, к счастью, это регги. Регги – это такая музыка без народных инструментов. Щенок снова заговорил. Заговорил бодро и весело, заговорил со мной!
– Ты, Шлёпик, небось и не знал, что кормилица твоя таскает в сумке револьвер!
Кормилица? Это еще кто? Но вместо того, чтобы дать мне возможность ответить, Щенок продолжал:
– Вот и мы тоже не знали…
Регги закончилось, и на смену песне пришла реклама. Реклама мази от геморроя! Не иначе, это знак.
– Мама ходила по городу со стволом в сумке! Шлёпик, она тебя убить могла! Достала бы «смит-энд-вессон» и пустила тебе пулю в голову. Как тебе такой заголовок: «Пьяная старушка пристрелила собаку!»?
В жизни не поверю, чтобы фру Торкильдсен такое сотворила. Да она скорее бы себе пулю в голову пустила, чем мне. В этом разница между Маргретой Торкильдсен (урожденной Лие) и Руалем Энгельбрегтом Гравнингом Амундсеном.
«Я не боюсь смерти, – говорила фру Торкильдсен, – а каждый раз, когда я, маленькая и напуганная, просыпаюсь посреди ночи, забыв, что я не боюсь смерти, то напоминаю себе, что самое ужасное для меня прямо сейчас – это чересчур долгая жизнь».
Утром этого богатого на события дня я проснулся, запертый в клетке. А под конец дня меня заперли в машине. Определенный прогресс в этом есть, но меня он не радует. Даже верится с трудом. Вроде ничего плохого я не натворил, но в итоге один как перст сижу голодный в машине посреди ночи.
– Нет! – запретил Щенок, когда машина остановилась возле дома и я попытался выйти следом за ним. – Сиди тут. Место!
Хлоп!
Этот приказ меня неприятно удивил, но я даже в самых диких фантазиях не представлял, что так закончится моя жизнь. Осталось совсем чуть-чуть. Еще немного – и я стану следующей собакой, о которой напишут, что она умерла мучительной смертью в машине от перегрева. В этом я уверен. Взойдет солнце, салон нагреется, и суп сварится, или, точнее говоря, это я сварюсь. Хот-дог. Чтобы прикончить собаку, вовсе необязательно браться за револьвер или топор, достаточно не опустить стекло и лишить бедолагу воздуха. Здесь подняты все стекла, и хотя собачьи таланты планировать и предвидеть будущее весьма ограничены, я тем не менее понимаю, что меня ждет адок. Здесь уже адок.
К счастью, когда в жизни случается адок, существует один прием, которым фру Торкильдсен владела до кончиков своих изуродованных артритом пальцев: если в спину тебе впивается гвоздь, сдвинься чуток – и все пройдет. Подумай о чем-нибудь еще. Поэтому хорошо, когда у тебя есть о чем подумать.
В Антарктике больше нет собак. Всего одна черта – и полярное путешествие закончилось. Спустя почти сотню лет. С собаками вход воспрещен. И ничего не поделаешь. Континент достался пингвинам-извращенцам и тупым тюленям.
Собак убили или отправили прочь. Иными словами, ничего личного, бизнес превыше всего. И с того времени в тех краях собак не бывало, кроме одной. Эта собака сделана из пластмассы и работает копилкой, куда бросают пожертвования для слепых австралийских собак. По-моему, считать ее за собаку нельзя. Если в брюхе у собаки не внутренности, а опилки или монетки, это не настоящая собака.
Как вы уже наверняка догадались, закон, запрещающий собакам посещать (!) Антарктику или селиться там, – закон не природный, а придуманный человеком. Человек мало того, что уселся на вершине пищевой пирамиды, не обладая силой, когтями и острыми зубами, так еще и решает, кому и где на Земле находиться. Из всех представителей земной фауны именно человек – кто бы мог подумать?! – берет на себя смелость выгнать земное существо с континента на том основании, что существо это там «чужое». Как будто сам человек хоть где-то не чужой!
Надежда умирает последней, говорят люди. Мне всегда нравилось это выражение. Это человеческий вариант нашего «никогда не знаешь, когда тебе перепадет что-нибудь вкусненькое». И у вкусненького, и у надежды есть один большой плюс: их довольно легко получить.
Читать дальше