Владимир Шпинев - Записки реаниматолога

Вечером поступил мужчина с раком почки, выраженный болевой синдром, обезболил и перевел в терапевтическое отделение.

Только решил перекусить, поднял ложку над дымящейся ароматной ухой, звонок из роддома решил мою диетическую задачу. У беременной массивное маточное кровотечение, анестезиолог попросила подстраховать на операции. Дело серьезное, гемоглобин 69, без вопросов побежал в роддом. Дитя умерло в утробе, полная отслойка плаценты. Жаль, конечно, но у нее уже девять детей, жизнь мамы надо спасать. Бледная как стена. Реки растворов текут в два ручья. Стабилизировали давление.

Мрачные лица акушерской бригады настроены решительно. Минуты решают прогноз женщины. Командуем анестезисту:

— Кетамин! ( Анестетик .)

— Кетамин пошел!

— Дитилин! ( Препарат, расслабляющий мускулатуру, облегчающий постановку трубки в трахею .)

— Дитилин пошел!

Введена интубационная труба в трахею, женщина подключена к аппарату ИВЛ. Началась операция. Находка была страшной — матка Кувелера, кровь насквозь пропитала мышечную ткань органа, с такой маткой не живут, истощаются запасы свертывающей системы крови, и вскоре кровь будет течь из-за всех дыр. Замешательство в данный момент — смерти подобно. Орган надо убирать. Два литра плазмы, литр крови и несколько литров растворов. Прооперирована. Хирурги вышли мокрые от пота и околоплодной жидкости.

В наркотическом сне, на искусственной ИВЛ, переведена к нам в реанимацию. На руках пришлось тащить грузную женщину, с третьего на первый, с первого на третий, мрак, под сотню кило, руки вытянулись по колено. В реанимации опять капание крови, растворов, наркотики, лечение по полной. Ночью проснулась, отлучил от аппарата, удалил трубу из трахеи. Справились, анемия еще тяжелая, но не угрожаемая жизни женщины. Долгие полтора года мы трудились в подобных условиях, но оно того стоило, новая реанимация радовала большущими, сверкающими палатами и новым современным оборудованием.

Рассказ основан на реальных событиях, имена придуманы, если кто узнает в нем себя, может дернуть рюмку за врачей!

Сознание возвращалось мучительно медленно, пульсируя мозг, разрывало ударами сердца. За окном еще темно. Пить, пить, пить. Жажда вперемежку с головной болью заставило тело переместиться в пространстве.

Разлепив опухшие от беспробудного пьянства веки, Гашка, неопределенного на глаз возраста, окинула затуманенным взором конуру. А глянуть было на что, женской рукой в этой берлоге не пахло уже много лет, тараканы и мыши соревновались в мире этой помойки. Стол завален целлофановыми стаканчиками, кои, кажись, сами передвигаются движимые тараканьей силой, в шпротных банках плавали окурки, пустые бутылки гремели вместе с движением ног. Глаза слезились не то от вони, не то от постоянной интоксикации.

Откинув привычно вонючую в моче и блевотине тряпку, потревожа уютно расположившуюся промеж ног мышь, женщина приподнялась.

— Пшла ссука, обнаглели конец, Борька мудила, где ты?!

— Да зайка! — нервно сглотнув, пискнул худощавый парень.

— Давай за сэмом, пулей дуй! Похмелиться нада!

— Да как же, денег нету!

— Как нету, мы же вчера еще выяснили, что ты тридцатку прижучил, гони быстрее, как раз на пузырь хватит!

Тут Борюсика как подменили, он впервые решил за много лет проявить твердость характера, судорогой скрючило руки в кулаки, но не от того, что он решил физически дань отпор, просто внутренний спазм, ждущий очередной взбучки от зайки, скукожило мышцы в комок:

— Нет, мы же решили на жрачку потратить, третий день без еды! — голова парня вжалась в тело, ожидая тумаков.

— Ты че, охренел, какая жрачка, лечиться надо, дуй кабанчиком!

— Не, не пойду, — еще крепче скрючило руки в кулаки.

Зайку перекосило от злобы.

— Я щас жабу твою придушу, пулей полетишь мудила, зажилил тридцатку, щас-щас получишь у меня! — в этот момент казалось, что женщина выросла до неимоверных размеров, и без того неприятное отечное лицо женщины стало совсем страшным, тяжело задышало.

Сознание Гашки опять помутилось, очнулась от того, что из рук выпал столовый нож, грязный, из смеси селедки, сала и алой капающей крови.

— Зайка, за что?! — Борька захрипел от боли и страха, взглянул на живот, где расползалась алая клякса, качнуло.